Я иду искать. История вторая

Верещагин Олег Николаевич

...Впервые за очень долгое время горцы оказались под крышей. Они отыскали избушку охотника. Никого тут не было, но сам домик был цел.

Ни сушиться, ни есть никто не торопился. Ребята были злы. Они злились не на Олега, никакой вины никто за ним не видел — ну не мог же он, в са­мом деле, один отбить князя? Раздражала наглость врага, говорившего так, словно все уже решено. Беспокоила судьба Гоймира. Бесила мысль, что, настроившись на отдых, снова придется воевать. Виноваты во всем были, конечно, данваны. Кто-то предлагал начать погром всех окрестных гарнизонов — про­сто из чувства протеста. Кто-то настаивал на быстром налете — узнать, где держат Гоймира и освободить его налетом. Олег вообще молчал — сидел в углу, грыз ногти и рычал на Богдана, пытавшегося его

расшевелить. Йерикка в спорах участия не принимал — сидел в другом углу. Ногтей не грыз, но тоже был мрачен. Когда спор перешел в стадию выкриков «а ты кто такой?!» и толчков в плечи, Йерикка встал и обрушил на стол приклад пулемёта:

— Ти-хо!

Стол крякнул и просел. Наступила недоуменная тишина. Йерикка огляде­лся вокруг и заговорил:

— Ясно одно. Гоймира НАДО освободить. Но мне лично ясно и другое — СИЛОЙ мы его не освободим НИКОГДА... Т И Х О !!! Тихо, я сказал! Не освободим си­лой — это не значит, что не освободим вообще никак. У меня есть, кое-какие наброски плана — не план, повторяю, а наброски плана! Поэтому завтра я во­зьму с собой... — Олег поднял голову, — Вольга возьму. И мы пойдем осво­бождать князя. А вы пойдете, куда хотите, и задачей вашей будет — не залететь в течение трех дней. Если мы не появимся — Резан вас поведет за Мо­ховые Горы. Это сказал я... и я не выношу этот вопрос на обсуждение, я просто приказываю.

Он обвел холодным взглядом всю чету. И никто не раскрыл рта, чтобы возразить или просто подать реплику...

...Ночью Олег спал плохо. В домике воняло потом, грязью, сырым металлом, кожей, тканью, кровью, ребята стонали во сне, храпели, метались... Но ме­шало не это. Он просто ждал утра. Ждал, когда можно будет идти. Ждал, натянутый, как струна.

Йерикка сидел за столом, завернувшись в плащ и поставив босые ноги на перекладину внизу. Он что-то чертил на карте. Когда Олег проснулся в четвертый раз — повернулся к нему и тихо сказал:

— Чего не спишь? Спи... — и Олег в самом деле заснул, а проснулся когда Йерикка тронул его за плечо.

Все еще спали, только Резан сидел за столом и что-то ел, а Богдан, подтянув колени к подбородку, грустно следил за Олегом — все еще надеялся, что тот возьмет его с собой.

Олег быстро оделся. Одежда просохла и, хотя он понимал, что вымокнет сразу, как только выйдет на улицу, одеваться в сухое было приятно. Йерикка отдавал последние распоряжения Резану, тот кивал:

— Три дня. Нигде не задерживайтесь, ни во что не лезьте... и, если мы не вернемся, лишнего мига не ждите!

— Продержимся, — пообещал Резан: — Да уж вы... — он поморщился: — Понима­ешь?

— Вольг, — услышал тем временем Олег шепот. Богдан весь вытянулся к нему с надеждой в глазах, зашептал горячо: — Ну возьми меня, Вольг. От сердца прошу...

— Меня самого берет Эрик, — если честно, Олег был рад, что Богдана с ни­ми не будет. Он не знал, что там придумал Йерикка, но освободить Гоймира представлялось мало возможным. И тянуть с собой на смерть младшего дружка не хотелось.

— Упроси его! — Богдан дернул Олега за рукав.

— Тебе что, героем хочется стать? Успокойся, мы все уже герои.

— За что ты так-то, Вольг? — Богдан покраснел. — Я-то...

— Вольг, идем, — позвал Йерикка уже от дверей. Олег встал, коснулся паль­цем носа Богдана:

— Извини...

* * *

Они отмахали версты три, не меньше. Задувал ветер, хорошо — в спину. Йерикка шагал так, словно знал — куда, и Олег не выдержал:

— Куда мы прем? Что ты вообще делать-то хочешь, какой у тебя план?!

— По порядку, — Йерикка замедлил шаг и пошел плечо в плечо с Олегом. — Куда мы идем — я не знаю, но сейчас узнаю... Держи пулемет, встань вон под те деревья и не болтай. Жди.

Озадаченный Олег подчинился и не только встал, но даже сел, положив свой автомат на колени, а «дегтярь» Йерикки поставив рядом.

Йерикка остался стоять между трех дубов, росших на одинаковом расстоянии друг от друга. Плащ скрывал его фигуру, слабо освещённую

двойным призрачным светом — и солнце, и набиравшее полную силу Око Ночи скрыва­ли тучи, и звезды еле светили, только бегучий Невзгляд мелькал в белесой рванине, затянувшей небо.

Кажется, он стоял так долго. Пел свою унылую песенку шуршащий на прогалинах дождь. Олег начал дремать — хорошо, что не уснул вообще, потому что от звука, который издал Йерикка, вполне можно было отдать во сне концы.

— Й-АХ-ХХХХХ!!! — ухнул Йерикка и так ударил в землю правой ногой, что Олегу, подскочившему на месте, почудилось — под ногой откликнулось, словно стоял Йерикка на барабане. Удар повторился. Гулко топая, то нагибаясь к самой земле так, что казалось — он ползет по ней, то выпрямляясь, словно клинок меча, Йерикка необыкновенно быстро закружился меж трех дубов, и его плащ летел вокруг, не позволяя Олегу — как тот ни напрягал зрение! — ра­зличить друга. Волосы встали дыбом не только на голове — по всей коже Олега. Ему показалось... да нет, не показалось, правда! — что Йерикка ме­няется, да, МЕНЯЕТСЯ, и кружит между деревьями уже что-то другое... Тихо и слаженно запели ветви в кронах деревьев, качаясь и переплетаясь, сло­вно захваченные танцем у их корней... Открыв рот от удивления и страха, Олег услышал голос Йерикки — он то ли пел, то ли завывал ритмично:

— Йохх, ты, сила нездешняя, Сила древняя, кромешная! Да нелюдь болотная, Да нелюдь лесная, Да нелюдь водяная! Да все, сколько есть вас в лесу, Да все, сколько есть вас здесь! Вы, мавки, русалки да лешие, Водяные, болотники, водяницы. Вы подите-тко скоро по лесу, Вы подите-тко скоро по округе, Вы прознайте про то, что спытать хочу, Вы ответьте на спрос, что спросить хочу, Вы придите ко мне, как узнаете, Как ответ для меня спытаете! А и крепкое слово мое, А и крепкое заклятье мое, А кто доброй волей помочь не хошь, Тот мне в деле моем и не надобен! Слушайте, нелюди! Делайте, нелюди!

Страшно, перекатисто ухнуло эхо в ближнем логу, пошло, покатилось ку­да-то в лесные глубины по овражкам и яругам, заметалось от дерева к де­реву... Йерикка замер на одном месте — вновь неподвижно, как каменный. А лес не утих. Наоборот — все грозней и слаженней шумели, качаясь, деревья — уже не верхушками шумели, а всей массой раскачивались, гнулись, едва не до земли, сбрасывая с треском сухие сучья, заставляя бешено и непонимающе ме­таться сорвавшихся в неурочный час с гнезд птиц. Заполошный их грай пу­гал, будто птицы с высоты видели что-то приближающееся и страшное — ещё незаметное для людей, замерших на дне бушующего лесного океана. А в шуме общем начал формироваться шум отдельный...