Я их всех убил
Шрифт:
– А где она, эта секта? Здесь, в городе?
Тревога сдавила горло молодого человека, и ему пришлось переждать несколько секунд, прежде чем ответить:
– В нескольких минутах от жандармерии, если на машине.
Павловски отошел к своему столу, бросил беглый взгляд в окно и, увидев, что автомобили на стоянке стынут в леденящей мороси, снял куртку со спинки стула и направился к выходу.
– Идем прогуляемся! – бросил он своим низким голосом.
Но поскольку Максим застыл как соляной столб, Борис повернулся к нему и добавил уже громче:
– Немедленно!
Ящик Пандоры вот-вот распахнется…
12
Со
– Можешь в общих чертах обрисовать эту секту? – спросил Павловски, нарушив относительную тишину в салоне. – Тут, кажется, небольшая пробка, есть время поговорить.
– Это не секта в прямом смысле слова, – пробормотал Максим сквозь стиснутые зубы.
– С тобой все в порядке? – спросил старший, встревоженно поворачиваясь к нему.
– Неважно себя чувствую, но это пройдет: легкая паническая атака.
Максим отвел взгляд, закрыл глаза и представил свой кубик Рубика. Он мысленно изучал его, прикидывая различные варианты, как сложить головоломку, используя минимум манипуляций. Пульс немного замедлился, судорожное дыхание стало спокойнее.
– Сама секта, – начал он, – называется Дети Гайи, но сейчас мы едем в один из их филиалов. Он основывает свою деятельность на тех же принципах, но держится немного особняком. Логотип на карточке, найденной у нашего неизвестного, принадлежит одному из их центров поддержки.
Борис несколько секунд ждал продолжения, потом бросил:
– Поподробнее.
Максим приоткрыл окно и сделал несколько глубоких вдохов. Ледяной воздух снаружи принес облегчение.
– Треугольник с буквой G в середине – это центр для зависимых. Нечто вроде группы Анонимных Алкоголиков, если тебе так понятнее. Секта использует его как форпост, чтобы рекрутировать новых членов. Для тех, кто приходит к ним, нуждаясь в поддержке, все бесплатно – они полностью берут тебя под крыло. В дальнейшем те, кто послабее духом, заканчивают в рядах Детей Гайи.
– Наш неизвестный, возможно, у них побывал – я же говорил, что он торчок.
Новая волна жара.
– Не исключено, – сказал Максим, пытаясь справиться с панической атакой.
На лицо Бориса легла тень.
– Ты уверен, что тебе лучше?
– Езжай дальше… там посмотрим…
У Павловски была еще куча вопросов, но он решил пока оставить напарника в покое. Похоже, упоминание об этой секте будило в Максиме болезненные воспоминания, и по мере приближения к цели он впадал во все больший ступор.
Они съехали с главного шоссе, идущего вдоль озера, и оказались в зеленом туннеле, образованном рядами деревьев, которые, склоняясь, словно приветствовали машину. Опавшие листья тучей разлетались из-под колес. Дорога теперь вилась по полям. Когда они миновали первую ограду – там, где в топкую почву были вбиты два деревянных столба с выгравированной на каждом буквой G, – Максима затошнило.
Черный «форд» замедлил ход, приближаясь к будке со шлагбаумом. Охранник переминался с ноги на ногу и дышал в ладони, пытаясь хоть немного согреться, Павловски опустил стекло и обратился к парню:
– Здравствуйте, мы из следственной бригады Анси и хотели бы поговорить с кем-нибудь из руководителей.
Он помахал карточкой, найденной у подозреваемого. Сторож сложил ладони ковшиком и снова подул, прежде чем заговорить.
– Это в шале справа. Припаркуйтесь там возле, я вызову к вам кого-нибудь, – сказал он самым спокойным тоном.
Борис почти удивился любезности, с какой их приняли, и не заметил, до какой степени плохо его пассажиру. На лбу у того проступили крупные капли холодного пота, нижняя челюсть лихорадочно подергивалась.
Когда машина припарковалась на стоянке перед деревянным зданием, Максим поспешно высунулся из салона, и его вырвало на гравий.
Павловски метнулся к бардачку и выхватил оттуда упаковку бумажных носовых платков. Его напарник смежил веки в знак признательности.
Через несколько секунд из шале вышла пожилая женщина. На ней был серый шерстяной свитер грубой вязки и потертые брюки. Седые волосы были наспех собраны на затылке в пучок. С первого взгляда Борис не смог определить ее возраст. Почти ангельское лицо казалось нежным, будто у девочки-подростка, но скверная одежда изрядно старила ее.
Стоило Максиму глянуть на нее, как он резко выпрямился и захлопнул дверцу. В его глазах читался ужас.
Женщина улыбнулась и скрестила руки на груди.
– Я… Я не могу, Борис… Мне очень жаль, иди без меня, – залепетал он, задыхаясь.
Павловски заворчал, выбираясь из машины.
Максим уткнулся лицом в ладони. Сбившееся дыхание и пульсация крови в голове не позволили ему расслышать разговор. Он развел пальцы и увидел, как Павловски показал свое удостоверение, а потом визитку, которая и привела их сюда. Последовали покачивания головой и сокрушенные улыбки. Женщина по-прежнему держала руки скрещенными на груди – верный знак, что слова жандарма не возымели никакого эффекта. Как всегда с этими людьми, да и вообще с любыми религиозными адептами, диалог зашел в тупик, подумал Максим. Как заставить услышать что-либо человека, который верит в некое высшее существо, в искупление после смерти, в незримую руку, ведающую всем? На месте Бориса он плюнул бы ей в лицо. Его терпимость заканчивалась там, где начинались догмы. Даже при самых благих намерениях в мире и несмотря на медовые речи о всеобщем братстве, верующие явно испытывали чувство превосходства над неверующими. Во все времена были и есть те, кто считает себя носителями истины, и те, кто остается слеп, причем гармония между ними невозможна, в этом Максим был уверен. И это подтверждалось его шрамами.
Женщина вдруг затрясла головой и стала отступать к своему логову, пятясь, как самка богомола, как еще не насытившаяся черная вдова.
Гравий заскрипел под шагами взбешенного Павловски.
– Они не желают разговаривать ни с кем, кроме тебя! – взревел он, едва открыв дверцу.
Максим представил, что ему придется проникнуть внутрь этого проклятого места и общаться с адептами секты, и эта перспектива подействовала, подобно кинжалу, медленно входящему в плоть.
– Исключено! – выкрикнул он.