Я их всех убил
Шрифт:
Ассия предвидела отрицательный ответ, но не смогла скрыть разочарования.
Он медленно погладил ее по щеке, несколько секунд влюбленно смотрел ей в глаза, потом мягко отстранился и начал одеваться.
– Предупреждаю, следующего раза не будет, – бросила она, – если только мы не отправимся к тебе.
Волна паники едва не заставила его дрогнуть. Он никому и никогда не позволял вторгнуться в его частную жизнь. Но никто и никогда не проникал так глубоко в его сердце, как Ассия: все бывает впервые.
Поскольку он молчал, она продолжила:
– Ты отдаешь себе
– Мы виделись в Париже…
– И все равно ты однажды провел выходные у меня. Мог бы предложить ответный визит.
– Ты помнишь, как эти «выходные» закончились? – спросил он, изобразив в воздухе кавычки.
Она пожала плечами:
– Ну и пусть. Но, по крайней мере, ты видел, где я тогда жила.
– Мне пора, – заключил он.
Максим бесшумно направился к выходу, Ассия натянула на себя одеяло и повернулась на бок.
Сгустившаяся ночь придавала городу тревожный вид. Ледяные порывы ветра взметали прошлогоднюю листву. У Максима возникло ощущение, что он так и не выбрался из сезона увядания, а погода только доказывала его правоту.
Он дошел до своей машины и схватился за тюбик с транквилизатором. Проглотил таблетку, не запивая, и та болезненно застряла у него в горле.
Минут двадцать он ехал по пустым улицам, безнадежно окутанным мраком. То тут, то там фонари прорывали тьму угрюмым светом, оставаясь единственными свидетелями этой маленькой победы над сумраком. Химия подействовала, и он расслабился. Его зрачки расширились, и он почувствовал сильное желание кое-куда заехать, прежде чем вернуться к себе.
Он любил ночь, и она отвечала ему взаимностью.
Печальный туман поднимался над озером, рассеиваясь над окрестными деревнями. Максим подумал, что обстоятельства ему благоприятствуют: под дымчатым благосклонным покровом он мог проскользнуть, не рискуя, что его увидят и осудят.
В нежилой зоне не так уж далеко от центра города Максим припарковал машину позади здания промышленного вида, черный фасад которого освещался красными неоновыми трубками; флюоресцирующие буквы складывались в надпись «Gravity Zero» [14] .
14
«Невесомость, нулевая гравитация» (англ.).
На скудно освещенной улице, где он оставил автомобиль, слышались низкие вибрирующие звуки, доносящиеся из клуба.
Путь посторонним преграждала металлическая дверь, но, когда открылась смотровая щель, в которой показались зеленые глаза с огромными накладными ресницами, дверь немедленно распахнулась.
Женственный взгляд на самом деле принадлежал здоровенному чернокожему мужику на две головы выше Максима: мускулистые руки, длинное красное платье с блестками, парик того же цвета в стиле Мэрилин Монро – в общем, американский баскетболист, вырядившийся как танцовщица кабаре.
–
Поскольку жандарм молчал, ряженый баскетболист продолжил:
– Поучаствуешь или только полюбуешься?
Вместо ответа Максим взял одну из масок, выложенных на стойке, и прошел, отодвинув тяжелую портьеру черного бархата.
Гремела музыка, непрерывно мигали стробоскопы; ему пришлось замедлить шаг, чтобы приноровиться к этой звуковой и визуальной атаке. Обоняние тоже подверглось атаке: запах электронных сигарет с ментолом, алкоголь, латекс, каучук, свечной воск и смазка.
Мимо него, почти касаясь, скользили ночные существа, полумужчины, полуженщины, передвигающиеся на четвереньках рабы, тела с татуировками и пирсингом в самых невероятных местах. Здесь все было призвано удовлетворить самые постыдные фантазии, предаться практикам, на которые косо смотрело общество; но здесь никто никого не судил и не осуждал, все были свободны и податливы.
Максим сделал глубокий вдох и наконец-то проникся окружающей атмосферой. Он не показывался здесь с того момента, как был отправлен в вынужденный отпуск, и, судя по охватившей его приятной расслабленности, этой обстановки ему не хватало.
Подчиняясь единственно телесной памяти, он, похоже, двигался как автомат. Миновав два коридора, он оказался перед обитой дверью, открыл ее и проскользнул в комнату.
Освещение было совсем слабым, он с трудом различал, есть ли кто-нибудь внутри.
Максим вытянул руку и откинул занавес, за которым скрывалось прямоугольное окно, выходящее в новое пространство. Зеркальное стекло – таких же размеров, как и то, что использовалось в кабинетах для допроса и наблюдения, – отделяло его от зрелища по другую сторону.
Там разыгрывалась сцена, которую сочли бы предосудительной блюстители строгой морали; но участники – все совершеннолетние и вменяемые, – вопреки всем условностям, явно получали удовольствие.
Мужчина среднего возраста, руки и ноги которого были прикованы кандалами, подставлял свое тело стройной, атлетического сложения молодой женщине, и та входила в него с помощью страпона, в то время как человек, чей пол невозможно было определить из-за надетого на него цельнокроеного латексного комбинезона, хлестал его по гениталиям кожаной плеткой.
Но Максим пришел сюда не за этим. Понаблюдав несколько минут за необычной сценой, он почувствовал, что чье-то горячее дыхание коснулось его шеи. По телу прокатилась темная волна.
– Наконец-то ты вернулся, – голос мог принадлежать и мужчине, и женщине.
Словно сработал условный рефлекс, Максим тут же разделся, оставив только маску, уже столько лет гарантировавшую ему анонимность, и растянулся на полу.
Существо неопределенного пола, с длинными гладкими черными волосами и затянутой в алый винил грудью, начало мягко топтать его спину. Головокружительной высоты шпильки лаковых лодочек на платформе, того же кровавого цвета, что и белье, погружались в кожу молодого человека, давя мускулы и сухожилия, зажимая нервы и буравя плоть.