Я их всех убил

Дениссон Флориан

– Доктор Беккер? – окликнул Максим достаточно громко, чтобы перекрыть шум ветра.

Мужчина со взъерошенными волосами и неряшливой бородой быстро обернулся и прищурился, вглядываясь в посетителей.

Он опустил свою швабру и приложил ладонь козырьком ко лбу.

– Кто его спрашивает? – спросил он, явно недовольный, что его оторвали от дела.

Обычно Максим никогда громко не объявлял, что он коп, прибывший с дружеским визитом: ему было прекрасно известно, как люди на это реагируют, независимо от того, имеется у них причина опасаться или нет.

Не

ответив, он двинулся к суденышку, Эмма следом, гравий поскрипывал под ногами.

– Мы из жандармерии Анси, – негромко произнес он. – Нам только нужно задать вам несколько вопросов.

Лицо Беккера омрачилось, он сложил руки на груди, чуть откинувшись назад. Не обязательно быть синергологом, чтобы понять, что здесь им не рады, но Максим расшифровал еще несколько знаков, позволивших ему быстро набросать профиль персонажа. В досье указывалось, что Беккер – известный психиатр, значительно продвинувший медицинские исследования в избранной им области и не единожды получавший почетные награды. Совершенно очевидно, что доктор не привык оказываться в подчиненном положении и, по мнению Максима, именно поэтому некомфортно почувствовал себя сейчас.

Монсо, тонкий манипулятор, избрал мягкую тактику.

– Это по поводу одного из ваших пациентов, обычное расследование. Вы не обязаны встречаться с нами, и мы поднимемся на борт только с вашего разрешения. Капитан вы, – с улыбкой добавил он.

Лицо Луи Беккера расслабилось, он опустил руки, указав им на сходни у носовой части суденышка.

– Держитесь за поручни, там очень скользко.

Обстановка в кают-компании была приятной, а лакированное дерево придавало атмосфере теплоту. Лодка легко покачивалась, только когда рядом проходили лодки и катера, – тогда чуть-чуть колебался язык маленькой рынды над входом.

Угловая банкетка с кокетливыми темно-синими шелковистыми подушками полукругом охватывала стол, сделанный из той же древесины каштана, что стены и потолок.

– Садитесь, я приготовлю кофе, – сказал Беккер.

Он пригнулся и протиснулся в соседнее помещение, куда вел низкий и узкий проход.

Эмма обвела кают-компанию взглядом, в душе спрашивая себя, смогла бы она жить в подобном месте. А Максим уже завидовал образу жизни хозяина, идеально подходящему для любителя одиночества.

Вскоре вернулся доктор с металлическим подносом, на котором стояли френч-пресс и три большие чашки с морским узором.

– Вы находитесь на борту яхты «Супер Ван Крафт» семьдесят седьмого года, которую я восстанавливал восемь лет, – гордо объявил он. – Это все, что у меня осталось после довольно сложного развода. В любом случае моя бывшая жена всегда терпеть не могла эту посудину.

Подчеркнутая приветливость полностью противоречила жесткому лицу и изначально ледяному приему: Максим пришел к выводу, что вряд ли доктора навещает много народу, а потому хозяин скорее рад принять у себя визитеров. Насколько он мог заметить, внутренние помещения яхты были чистыми и тщательно прибранными, что свидетельствовало о скрупулезности и о развитом уважении к другим и к самому себе.

Максим

поднес чашку к лицу и вдохнул испарения, исходящие от горячего напитка. Приятный запах свежемолотого кофе мягко проник в ноздри и вызвал мгновенное ощущение удовольствия. Он попробовал кофе и восхитился. Экстрагирование – наверняка произведенное при идеальной температуре, на несколько градусов ниже кипения – и время настаивания указывали со всей очевидностью на выработанное годами мастерство.

Он воздержался от благодарностей Капитану за кофе, поскольку намеревался, даже если разговор окажется вполне любезным, сохранить легкое превосходство над собеседником. Максим и Эмма представляли закон, и не следовало упускать это из виду.

– У нас содержится некий Кристоф Корню, и из его досье следует, что он некоторое время пребывал в психиатрической клинике, директором которой вы тогда были, – начал он, нарушая молчание, уютно воцарившееся в кают-компании под плеск волн о корпус судна.

При упоминании этого имени Луи Беккер отпил еще глоток дымящейся жидкости. Бессознательное желание потянуть время, чтобы подготовить ответ.

– Больница «Сен-Жан» – одно из моих детищ, – не спеша ответил он.

Максим отметил слово. «Детище». Так мог сказать художник об одном из своих произведений.

– Я создал этот лечебный центр в начале двухтысячных годов; там применялись весьма передовые, даже на сегодняшний день, протоколы.

– А Кристоф Корню? – вернул его к главной теме жандарм.

– Я очень хорошо его помню, – сказал тот, почесывая густую бороду, в которой проглядывали серебряные нити. – Он провел несколько лет в том отделении, которое было предназначено для помещенных в клинику по решению суда, – кстати, это отделение закрыто, – и наши врачи, и я сам провели замечательную работу с этим пациентом. Но раз вы здесь, я полагаю, что наметились пределы примененной к нему терапии или же она себя исчерпала.

– Как вы думаете, почему он оказался у нас?

Новый глоток кофе.

– Он поступил в «Сен-Жан», чтобы отбыть там срок заключения, на который был осужден вследствие печальных обстоятельств. Его параноидальный бред спровоцировал нападение с холодным оружием на прохожих. Я не могу утверждать, что он совершенно излечился к моменту выписки, но могу вас заверить, что при сочетании соответствующего медикаментозного лечения и постоянного наблюдения он не должен был представлять никакой опасности. Мне было бы очень неприятно сегодня узнать, что он снова кого-то ранил.

– Именно это нам и хотелось бы выяснить.

Доктор Беккер нахмурился:

– Боюсь, я не совсем вас понял.

Максим повернулся к Эмме, ища ее одобрения. Та молча прикрыла веки.

– Он по собственной воле явился в жандармерию и обвинил себя в убийстве четырех человек. Мы активно их разыскиваем.

Как правило, детали расследования никогда не раскрываются допрашиваемому, что обеспечивает представителю властей игру на опережение. Но в данном конкретном случае и ввиду странности этого дела Максим решил, что имеет смысл посвятить психиатра в подробности.