Я их всех убил
Шрифт:
Он отпил глоток газированной воды и глянул на часы. Придется поторопиться, если он хочет вернуться в бригаду на итоговый брифинг и успеть к приезду прокурора Республики. В отсутствие весомых улик прокурор только переговорит с подозреваемым и отпустит его. Если бы имелось хоть малейшее подозрение, что Корню – радикальный исламист, его содержание под стражей было бы волшебным образом продлено на дополнительные сорок восемь часов. Но Кристоф Корню не бормотал «Аллах акбар», и дознавателям не удалось нащупать ни малейшего намека
Насытившись, Борис перешел на другую сторону улицы и сел в машину. Безуспешно попытался отыскать в бардачке зубочистку, потом включил мотор. Приборная доска показывала температуру снаружи – четыре градуса. А ему талдычат о глобальном потеплении!
Пока он минут двадцать добирался до деревянного дома, стоявшего близ горной деревушки в окрестностях Анси, в голове у него раз за разом прокручивался сценарий следующего этапа его собственного расследования. Из печной трубы подымался белый дым, и стоило выйти из машины, как он понял почему. Воздух здесь был ледяным.
Он подошел к входной двери, вытер свои грубые башмаки о старый коврик и нажал на звонок.
Мужчина ниже его всего на несколько сантиметров открыл дверь. Несмотря на возраст, он выглядел как атлет, не утративший формы, – под серым свитером бугрились мышцы.
– Здравствуйте, – сказал мужчина.
– Господин капитан, – приветствовал его Павловски, отдав по-военному честь. – Вы ведь Анри Саже?
– Он самый.
– Я младший лейтенант Борис Павловски, – представился тот, дружески протягивая руку.
Анри пожал ее, но не двинулся с места, по-прежнему стоя в дверном проеме.
– Я работаю в следственной бригаде Анси, и, если вы не возражаете, мне бы хотелось задать вам несколько вопросов касательно одного дела, которое нам необходимо распутать.
Анри, нахмурив серебристые брови, сказал:
– Не вижу, чем могу вам помочь.
– Мое расследование привело меня к необходимости изучить связи с другими, давними, делами, которые находились в вашем ведении, и я подумал, что выиграю массу времени, придя поговорить с вами напрямую.
Лицо капитана Саже оставалось напряженным, но он позволил гостю войти. В гостиную он его не пустил, предпочтя беседовать в прихожей: там стояли журнальный столик и два низких кресла, где он устраивался почитать в разгар зимы, когда большую часть дня гостиную заливало слишком яркое солнце.
– Присаживайтесь, – сказал он, указывая на одно из кресел.
Борис послушно сел, и хозяин через несколько секунд последовал его примеру. Он молчал, выжидая, чтобы гость объяснил причину своего визита.
Тот откашлялся и начал:
– Интересующим меня событиям больше двадцати лет. Это было в девяносто восьмом году.
Анри напрягся. Упоминание о том особенном годе отзывалось в нем специфическим образом, словно «девяносто восьмой» каленым железом впечатался во все клетки тела. Он не знал, что жандарм собирается
– Видите ли, – продолжил Павловски, – у нас сейчас содержится под стражей странный субъект, который отказывается назвать себя, однако он назвал четырех людей, которых он, по его словам, убил. Мы нашли при нем нечто вроде визитной карточки, отсылающей к секте под названием Дети Гайи.
Хозяин дома внутренне содрогнулся, но ничем себя не выдал: он знал, что посетитель внимательно следит за малейшей его реакцией.
Борис выдержал паузу и продолжил:
– Объяснить, почему я вас потревожил, довольно просто. Я обнаружил в архивах следственной бригады протоколы старого дела, в рамках которого вы со своей командой провели обыск во владениях этой секты. Отчет мне показался скупым на детали, но, возможно, таково было требование времени.
– Что вы имеете в виду под «скупым на детали»? – самым нейтральным тоном поинтересовался Анри.
– Скажем так: у меня сложилось впечатление, что там недостает некоторых важных фактов… Можно у вас попросить что-нибудь попить, пожалуйста? Похоже, мой недавний обед был слишком пересолен.
Удивившись неожиданной просьбе, Саже поднялся и предложил жандарму стакан воды, на что тот охотно согласился. Эта короткая передышка позволит ему привести в порядок мысли и взять себя в руки. Ему очень не нравилось то, какой оборот принимал разговор. К чему ворошить прошлое?..
Когда он вернулся, русский стоял, заложив руки за спину, и разглядывал фотографии в рамках, расставленные на дубовом комоде. Анри протянул ему стакан и снова сел.
– Большое спасибо!
С медлительностью, выдававшей, что он считает себя хозяином положения, гость сделал два больших глотка и поставил стакан на столик.
– Как я вам уже сказал, человек, которого мы держим под стражей, не желает говорить, и если мы не найдем убедительных улик, то его отпустят, а мы пока не особо продвинулись. Мы думаем, что жертвы, которых он назвал, могут быть еще живы, и время ценно, как никогда.
– Я внимательно вас слушаю, но, к сожалению, совершенно не понимаю, чем могу помочь, – заявил Саже.
– Вам знаком аджюдан Монсо?
Слово прозвучало. Саже готов был поспорить на все свое имущество, что этот дознаватель, слишком вежливый, чтобы быть искренним, явился сюда расспросить о Максиме.
Он сглотнул, потом осклабился.
– Разумеется, он около десяти лет служил под моим началом, – заметил он по-прежнему с непроницаемым лицом.
– Хорошо, – спокойно кивнул Борис. – Я читал и перечитывал отчет о том пресловутом обыске во владениях Детей Гайи, и вот что не дает мне покоя. Я знаю, что он жил в этой секте, когда был ребенком, но его имя нигде не упоминается, в то время как и его родители, и даже сестра подверглись допросу.