Я – инквизитор
Шрифт:
— И что же?
— Архитектор возьми да и помри. А второго наняли — наркоман оказался. В сумасшедшем доме теперь проектирует. Третий, впрочем, все нарисовал как надо, но пожар у него в офисе случился некстати. Четвертого и по сей день нет.
— Прямо детектив! — сказал высокий и скептически хмыкнул.
— Почище, батюшка! Дом-то на продаже уж второй год стоит. Покупателей хоть в мешок складывай. Да покупать не хотят. Сначала все хорошо, а чуть погодя — либо неприятность у них какая, либо сами отказываются. Уж и ремонт
Высокий с новым интересом оглядел разноцветный домик.
— Хозяин-то есть? — спросил он.
— А как же! Старушонка лет девяноста. Бойкая, однако. Она его на продажу и поставила. Через агентство «Интероксидентал» — длинное, трудно толкуемое в переводе слово Степаныч выговорил четко, с явным удовольствием.
— Славный домик, — произнес отец Егорий. — И цена, выходит, невелика.
— Меньше некуда, — подтвердил толстяк. — Не гнилой, не севший, с виду — загляденье! Но слава про него уже пошла. Нехорошая. Чертовщинка. Не боитесь, отец Егорий?
— Чушь говоришь! — буркнул высокий. — Я — монах, мне Бога должно бояться, а не диавола! — И, заметив хитринку в Степанычевых глазах, тоже усмехнулся: — Ты меня не подначивай! Давай отпирай дверь!
Внутренность осмотрели без суеты. Оба этажа, подвал, даже чердак. Все было в порядке. Нигде не текло, не трескалось. Все покрашено и оклеено. Два туалета, ванная, как в обычной квартире, батареи, обогреваемые снизу керосиновым котлом. Котел этот был единственным, вызвавшим сомнение у Степаныча: система удобная, но случись что не так — мигом все запылает.
— Это мы заменим! — сразу сказал он и постучал пальцем по обечайке котла: спущена ли вода? Спущена.
Отец Егорий замечаний не делал, но видно было: дом ему нравится.
Завершив осмотр, удовлетворенные, вернулись в гостиную, самую большую комнату в доме, и расселись по кожаным поскрипывающим стульям.
— В порядке, — подвел итог Степаныч. — Меблишки подвезти, отопитель другой поставить… Недельки через две можно уже и собрания устраивать. Не против, батюшка?
— Не против, — сказал отец Егорий. — Здесь обоснуемся. Давай организуй. Средства есть?
— А как же. Через пару дней должны перевести: на десять таких домов хватит. А договор я уже сегодня оформлю, раз вы согласны.
— А власти как?
— Власти — тут! — Толстяк похлопал себя по карману. — Вы уж с Богом, отец Егорий, а с этими я уговорюсь. Пустырек видели? И его отпишут, если приют вознамеримся строить.
— Будем строить, — подтвердил отец Егорий. — И приют, и столовую, и больницу. Молодец, староста! Славно управился!
— Благого дела ради, батюшка. — Толстяк опустил глаза. — Ради Божьего дела трудимся, чего ж себя жалеть?
— Верно! — Отец Егорий встал, и Степаныч тоже поднялся, проворно, как молодой.
— Поедемте в гостиницу, батюшка? Или пусть Петя сначала нас покушать завезет?
Отец Егорий покачал
— Тут мой дом, — сказал он. — Ты поезжай, а я останусь. Встречу вас завтра, как утварь привезете.
— Удобно ли будет? — забеспокоился толстяк.
— Удобно. Дом хороший, не запущенный, печка на кухне есть. Растопить мне ее — в удовольствие, дрова в сенях сухие, а то приезжай, как управишься. Вместе посидим.
— Не могу, батюшка, не успею. А лучше бы вам все-таки уехать. Домик-то с фокусами, рассказывал же. Погодить бы день-два, я бы охрану организовал, систему американскую поставил, собачек обученных…
— Помолчи! — рявкнул, сразу осерчав, высокий. — Зону, что ли, учреждаем? Общину христианскую! Колючку чтоб завтра с забора снял: Бог нам охрана!
— Бог-то Бог, — угрюмо пробормотал Степаныч, — да ведь город какой! Вор на воре! Кабы у нас за Уралом…
— Умен ты, Григорий Степанович, — с досадой сказал отец Егорий. — Умен, деловит, да сатана у тебя едва ли не одесную сидит! — И, повышая голос: — Не того боишься! Охранников нанял! Сам с пистолетом ходишь! Убить кого задумал?
— Будет вам, отец Егорий! — искренне удивился Степаныч. — Кого этой прыскалкой убьешь? Да моя б воля — с автоматом бы ходил! Охранники? Да если б не они, да если б не отступные паханам да прочим, доехали бы до Европы-Америки малахиты ваши!
— Наши, — строго поправил отец Егорий. — Все есть имущество единой православной общины!
Некоторое время оба молчали, дулись друг на друга, как двое мальчишек. Наконец Степаныч спросил:
— Еды какой прислать, отец Егорий?
— Не надо, — тоже остывая, отказался высокий. — Заварка, видел, есть. Попощусь ныне. Иди, Степаныч, спасибо за заботу. Прости, если обидел!
— Да ну вас, батюшка! — смутился толстяк и, взявши большую руку отца Егория, клюнул губами.
— Благослови тебя Бог! — раздельно произнес монах.
Степаныч быстро кивнул и вышел вон. Из окна было видно, как он протопал через калитку, уселся в антрацитово-черную «Волгу» рядом с водителем и укатил.
Отец Егорий растопил печь и вышел на крыльцо. Нетронутый снег серебристой пуховиной играл на солнышке. Отец Егорий постоял еще, в раздумье пробормотал: «Невелик грех…» — быстро скинул с себя пальто и прочее и с довольным уханьем нырнул в девственный сугроб.
Навалявшись вдоволь, поднялся, весь в налипшем снегу, по приставной лестнице влез на крышу и выдернул флюгер.
— От-так! — сказал со злорадством, втыкая чертика в сугроб. — Поухмыляйся мне!
Стемнело. На кухне стало совсем тепло. Лед с внутренних стекол стаял, сошел и иней с крашеных половых досок.
Разогрев воду и облачась в черный спортивный костюм с английской надписью «Техасский университет», отец Егорий вымыл пол на кухне и в гостиной, тоже понемногу отогревающейся. Вид добротной мебели навел его на некоторые мысли.