Я люблю тебя как врага
Шрифт:
Милан – эстетский город. Опять чувствую себя не совсем ловко, когда меня обувают в шикарном магазине "Bruno Magli", Амир, как всегда, покупает мне к обуви сумку. В городе Рождественские каникулы, и работают далеко не все заведения. А я бы и не заходила никуда, как уставлюсь в проём очередной арки, а там дворик с колоннами, изящными ажурными скамеечками, напольными античными вазами, в которых сухие листья и снег, а подальше дверь с рождественским венком и окна, за которыми свет и чужая жизнь. Ах, почему не моя? Компенсируя и эту несправедливость, отрываюсь в маленьком магазинчике, где среди прочих и моя любимая Max-Mara, мне удаётся уговорить хозяйку на значительные скидки, я часть списываю с карты, часть плачу наличными, и выхожу со сногсшибательной чёрной дублёнкой, и другими милыми моему сердцу вещами. Мне жаль себя, я только что в католическом храме ставила свечи и спрашивала у Бога, почему, почему у нас нет детей.
Я не хотела свадьбы, зачем это лицемерие, если понятно, что я – нежеланная для его матери сноха. Но он настоял на торжестве. Мама привезла мне из деревни голубое гипюровое платье. И правильно, белое я уже не заслуживаю. Отдалась на отдыхе, на Чёрном море. Пожалела бедного хлопца. Папа заказал очень много цветов, в январе голодного года квартира переполнена талантливо составленными букетами. Амир ловит меня, пробегающую из одной комнаты в другую, и прижав к себе, говорит моему папе:
– Александр Владимирович, я сделаю всё, чтобы Лина была счастливой.
Папа смотрит на него с уважением и доверием.
Фотограф загса лицемерно выбелил моё платье на фото.
Спустя годы. Развод.
– Я дал тебе больше, чем твои родители!
Вот это да. Оказывается, был включён счётчик.
И, всё-таки, это Бог дал. И взял. Бог.
Лето 2000 года.
– Давно хочу в Лондон.
– Хочешь, займись путёвками.
– Да? Это твой подарок мне на день рождения!
Переполненная торжественностью, я бегу в туристическое агентство, в Настасьинский переулок, это близко от нашего салона на Малой Бронной, заполняю необходимые документы, меня предупреждают, что англичане иногда отказывают в выдаче визы. Новое, приветливой архитектуры, здание английского посольства на Смоленском бульваре. Рядом с нами лёжа сидит впившаяся друг в друга красивая пара, он – англичанин, она – наша, с длинными густыми волосами. Счастливая. И он тоже. Целуются и целуются. Забыв о солидности своего возраста, вприпрыжку подбегаю к окошку, через которое две дамы начинают с нами собеседовать. Ой, а почему они задают такие вопросы? И много, и долго. Я расстраиваюсь, похоже, что они нас в чём-то подозревают. Пожилая, худая, серая, с виду строгая, англичанка может не пустить нас в Лондон. О, нет! Звучит вопрос о детях. И здесь.
– Понимаете, я очень переживаю, что у нас нет детей, и хотя бы на свой день рождения хочу забыть об этом!
Англичанка задержала на мне вспыхнувший взгляд. И сказала "окей".
В огромном Боинге, в хвосте, на полу валялась наша зелёная молодёжь с разноцветными косичками. Они курили, рассматривали друг у друга браслеты на ногах, смеялись, хвастались своей технической оснасткой, короче, сплошные понты. Свобода!
Я считаю Лондон столицей Земли. Самым просвещённым городом. Если я мысленно и представляла себе коммунизм, то именно так. Подумаешь, только деньги остались. Во всём разлита радость земной жизни. Налюбленное место. Разумно и красиво и справедливо устроены сады парки улицы офисы межчеловеческие отношения, рестораны дворцы, физически ощущаешь преемственность всего лучшего, что создавалось в прошлые века архитекторами писателями учёными простыми людьми. Поэзия в декоре, и шёпот любви. В городской Темзе плавает лосось. Пешком ходят белки и лебеди. Земляне из разных географических точек чувствуют себя дома. Демократия в лучших своих гуманных проявлениях равенства людей. Музеи в превосходном состоянии, произведения искусства выглядят так, будто сотворены вчера, бездна незнакомых мне вдохновляющих полотен, молоденькие девушки в загадочном облачении просто лежат под картинами Тёрнера. В ресторанах аристократических, но доступных всем, супер магазинов, представлена кухня всех народов мира, рыба свежайшая. Боже, я не буду в Москве вообще тратить деньги, но, чтобы идти в ногу с лучшим, что есть на Земле сегодня, я обязательно должна хотя бы раз в два года приезжать сюда. Погружаться в атмосферу самых гуманных и образованных молекул! Получать живительный глоток смысла жизни в содружестве любви, науки, ума, добра, красоты и справедливости. Московских воров не остановишь, нравится им здесь, понятно, они глушат в себе голос совести, считая себя избранными, достойными удовлетворять соблазны, они воруют и воруют, чтобы любой ценой уже сегодня чувствовать себя в Раю. На Россию им плевать, и на людей. Они помнят только о себе и о своём кошельке. С людьми можно поступать как угодно.
Проводник у нас не менее чем чудесный, Виктория. Она пронизана любовью к Лондону, она наслаждается всеми предоставленными возможностями этого города жить полной, радостной жизнью, она приветлива и щедра! Преподносит нам Англию как доступное всем здесь и сейчас счастье сказать «спасибо» за восторг бытия. Умничка, её сложные рассказы ясны в простоте умного изложения. Любое явление, событие, она рассматривает как синтез истории, физики, религии, психологии. Английские девушки не участвуют в конкурсах красоты, потому что считают унижением человеческого достоинства соревноваться, у кого ноги длиннее. Для ёжиков и тушканчиков под автобанами прорыты специальные пешеходные переходы.
В экскурсионном автобусе мы с Амиром сидим сразу за Викторией, и я киваю, смеюсь, задаю вопросы, ахаю. Виктория фантазирует про уже не первое воплощение Амира. Раздаёт нам свои фотоальбомы, она увлекается танцами, посещает балы в роскошных вечерних платьях, на прокат, пожалуйста, любое, хоть королевское. Знакомится через Интернет. Я понимаю, что она одинокий человек. Да, её вывез из Чебоксар в Лондон старый профессор, преподаватель Кембриджа, квантовый физик. Он посетил Чебоксарский университет, был пленён Викой и сразу сделал ей предложение. В советское ещё время. За остроту и масштаб ума в университете её называли Карл Маркс. Очень скоро муж умер. Я уверена, что раскрыться расцвести как личности и женщине ей удалось только благодаря Лондону. Слава Богу, что у нас такой квантовый экскурсовод, она говорит и говорит, всё интересно. Мы вне черты города, едем к Шекспиру. И вдруг, в разгар нашего увлечённого разговора, Виктория:
– Лина, оглянитесь!
В это невозможно поверить. Почти весь автобус спал. Ладно, вот эта пышногрудая девица, она всё время спит, я давно поняла, что ночью она отрабатывает поездку, рядом – самодовольный хряк. Не муж. Спят и другие.
Расстроили меня наши соотечественники уже сразу по прилёту. Я, действительно, по началу была в не лучшей форме, дело не в депрессии, я только, только стала отходить от долгой, мучительной аллергии. Мне помогала в этот период Раиса, она продолжала меня воцерковлять, и делала мне сложный массаж.
– Лина, тебя любят! А, знаешь, сколько красавиц, ты им в подмётки не годишься, одиноки! Шарм у тебя есть, конечно.
Вот такая православная психотерапия. Но нам, пограничным, важно постоянное сопровождение, и пока, хотя бы, иногда не плюют в лицо, а говорят подбадривающее, уже хорошо. Я вынужденно звоню ей по сотовому в Москву, стоя на ступенях Национальной Лондонской Галереи. Плачу и кричу:
– Раиса, я ничего не могу понять: в день, когда мы только прилетели, ко мне подошла одна дама из нашей группы, и, показывая на Амира, спросила «Сынуля?», я возмутилась, а она стала меня успокаивать, мол, подкрасьте губы. Это ещё не всё, сейчас ко мне подсела уже другая пятидесятилетняя дама, и говорит: «Это ваш сын?»
– Успокойся! Это зависть! Видят, что вы счастливы и злятся.
– У меня завтра день рождения!
– Немедленно плюнь, и радуйся!
Надеваю одно из моих любимых платьев, потрясшее меня в Стокманне. Фины угодили – на ярко зелёном фоне крупные красные как живые цветы, шёлк. Как накрасила губы помадой Guerlain из серии Kiss Kiss "Секс на пляже". Эти замечания, действительно, странны, ведь Амир всегда меня обнимал, прижимал, целовал. Я обозвала для себя этих тёток мокрицами, самыми отвратительными для меня ещё до мышей насекомыми, и мне полегчало. Настанет время, и я пойму, что, возможно, Амир обнимал меня уже меньше. Пойму значение его уединения при разговорах по сотовому, пойму его омолаживающие действия при покупке одежды, в поведении.
– Ты мне совсем не даёшь.
Слышу я в отеле, когда от усталости сложно даже улыбнуться. Эта грубость тоже новость. Раньше в его лексике не было таких неуважительных слов. На день моего рождения мы ужинаем в маленьком ресторанчике при Ковент Гарден, наши пластиковые карты в рюкзачке, Амир расплачивается.
В «Лауре Эшли», оплачивая кожаный плащ, кричащий мне: "я только твой", и я поторопилась без колебаний принять его любовь, слышу, что высокий, мощный, чёрный продавец говорит, мол, на моей карте нет пятисот фунтов стерлингов, что делать, снять наличные я не могу, карту повредили в Москве девочки-кассиры нашего салона, я их своей визой обучала пользоваться импринтером, они её прокатывали вверх ногами, и только в Лондоне я заметила повреждение, при попытке воспользоваться банкоматом. До меня доходит, что на моей карте не хватает денег, потому что вчера в ресторане Амир расплатился ею. Его манера. Но раньше не по отношению ко мне. Плащ я, конечно, купила, и перестала его носить только тогда, когда он прохудился до дыр. Любовь, взаимная, в чистом виде.