Я люблю тьму
Шрифт:
— Оно рядом, но ты не видишь… беги! Беги же!
И я бежала — не по знакомой спальне, не по коридору, а по подмосковному летнему лесу, бежала до тех пор, пока не впилось что–то острое в ступню, и я не упала, махнув на прощание высоко взметнувшимся подолом сарафана.
А потом всё кончилось. Мирно стоял на коленях урчащий ноутбук, и вместо лесных ароматов теперь пахло пылью и забытым на кухне какао. Я смотрела на знакомую страницу сайта — и не видела той ссылки, на которую нажала мгновение назад. Равнодушное «сообщение удалено».
На негнущихся ногах я пошла
На обратном пути в комнату я обнаружила возле пальмы сосредоточенно хрумкающую Руську. Хоть что–то в этом мире остаётся неизменным.
Глава XIII Улыбка
На следующий день в меня запихали пару кило антибиотиков, причесали и нацепили парадное платье, похожее на огромный торт, украшенный вместо кривых розочек бантиками. Забавное зрелище: пышная юбочка — и узкий, трещащий по швам верх, в котором даже килька станет похожа на жирную свинью. Бабуля обвешалась всеми драгоценностями, какие только нашлись в шкатулке на туалетном столике, и теперь напоминала новогоднюю ёлку. Как же — вот–вот явится, пусть и не к нам, а к своему старому знакомому, такая важная гостья! Можно будет потом хвастаться — а вот ко мне сама Стелла Каленова на чай заходила! И будут такие же бабки охать, ахать и звенеть многочисленными кольцами, браслетами и бусами.
Почему именно к нам? Да потому, что накануне, прознав о грядущем визите звезды, бабуля всполошилась:
— Как же так! У вас же всего одна комната, да ещё и кухня маленькая! Посидите у нас, нам не трудно, в самом–то деле!
Теперь мы топчемся у дверей в ожидании, и всё больше и больше хочется сорвать с себя тесную, совершенно детскую тряпку — и бежать, хоть даже и в школу! Хотя лучше — просто бежать, без цели. Ждать? Невыносимо! Я бы без сожалений бросила всё это прямо сейчас, свалила бы ночью в одной старой футболке — и никогда бы не вернулась. Что тут изменится без меня? Разве что бабуля станет чаще шляться по гостям, а потом, наверное, заведёт себе надувную внучку. А что? Захотел — поругал, захотел — похвалил, надоела — сунул в шкаф и забыл.
Сколько ещё ждать каких–то чудес? Может, у меня просто крыша поехала? А то видео — приснилось, и только. Пока что всё слишком обычно. Звонок в дверь — как последний звонок в театре. Последние приготовления, поправленный «заботливой» бабулей бант на волосах, сунутая в руки Руська, вытянувшаяся, как переваренная макаронина — и поднятый занавес. Действие первое: встреча дорогих гостей.
— Здравствуйте, — плохо, плохо играете, Светлана Николаевна-с! Вы ведь должны казаться величественной, может, даже несколько небрежной —
В какую книжку не загляни — везде твердят: звёзды, они только на экране красивые, а в жизни — просто люди. Сейчас я косилась то на Стеллу Каленову, то на своё отражение — нет, враньё, всё враньё! Даже сравнивать не получается. У неё красивые волосы, красивые руки и глаза. Такие принадлежат к той единственной разновидности женщин, которые достойны стихов и песен — или, на худой конец, провожаний до подъезда и донесённых до дома рюкзаков. Либо ты родилась такой, и тогда даже в простых джинсах и ветровке будешь красавицей, — либо ты не девушка, а так, жалкая пародия. Нечестно.
— Знакомься, Стелла: это моя квартирная хозяйка, Светлана Романова. А это её внучка, Виктория.
Втяни живот, втяни как можно сильнее, чтобы склеился с позвоночником… Бесполезно. Всё равно как беременный таракан. Чёртово платье.
Но почему–то красивые глаза равнодушно взирали на бабушкины драгоценности, на её приторную улыбочку. Зато меня прямо–таки просверлили насквозь, пригвоздили к ближайшей стене и пару раз просветили рентгеновскими лучами. Где–то в районе лба начал проступать очередной штамп «Не годится», когда Стелла широко улыбнулась:
— Рада знакомству.
Улыбнулась доброжелательно, даже слишком. Вот так ищешь двойное дно, а всё никак не нащупаешь. И не понимаешь — то ли его реально нет, то ли слишком хорошо заныкано.
— Ой, какая лапочка! Жаль, я постоянно в разъездах: непременно взяла бы себе такое же солнышко! — засюсюкала Стелла, заметив болтающуюся Руську. Миленькая? Да наш кусок кошатины сейчас больше похож на чучело, чем на живую кошку: повисла знай себе на руках и не подаёт признаков жизни, так, слабо дёрнется иногда, лениво царапнет и снова мутирует в просачивающееся между пальцев желе.
В нос ударил слишком сильный запах дорогих духов, и мы с Руськой, не сговариваясь, чихнули. Лёгкий шлепок между лопаток, так, чтобы никто не видел, и странный взгляд Светозара. Он ведь заметил. Точно заметил! И не сказал ни слова.
Наверное, и правда съехала крыша.
Тем временем Руська задёргалась, словно случайно зацепила хвостом розетку. Стелла наклонилась ближе к кошке, явно намереваясь чмокнуть недовольную морду — и пушистое создание с бешеным мявом вывернулось из рук и метнулось в комнату, только сверкнул вздыбившийся хвост с торчащей во все стороны шерстью.
— Наверное, ей ваши духи не понравились, — ляпнула я и тут же зажмурилась, ожидая нового тычка. Ну, Викуся, молодец! Ладно ещё просто чихнуть в присутствии звезды, но сделать ей замечание — это высший пилотаж! Бабушка выпучила глаза, тряхнула тяжёлыми серьгами и раскрыла рот, собираясь, очевидно, завести любимую песню про переходный возраст. «Все подростки несносны, это пройдёт, Виктория, иди к себе». Музыка вольная, слова народные.
— Если честно, дрянь жуткая, — заговорщицким шепотом выдала Стелла. — Но потратила на них кучу денег! Не выливать же?