Я – Малала
Шрифт:
Мы думали, что с прибытием армейских частей в долине воцарится мир, но наши надежды не оправдались. О спокойной жизни нечего было и думать. Талибы нападали не только на полицейские участки и неугодных им политиков, но и на простых людей, у которых были недостаточно длинные бороды или одежда европейского фасона.
27 декабря Беназир Бхутто выступила перед избирателями в Лиакат Баг, парке в Равалпинди, где был убит первый премьер-министр Пакистана Лиакат Али.
– Мы победим экстремизм и военщину силой народного единения, – заявила она под громкие одобрительные возгласы толпы.
Беназир покинула парк в пуленепробиваемом джипе «тойота
Мы смотрели телевизор, когда программа была прервана и диктор сообщил трагическую новость.
– Беназир теперь станет шахидом, – сказала моя бабушка. Она имела в виду, что Беназир умерла славной смертью.
Мы все начали плакать и молиться за Беназир. Мое сердце говорило мне, что я, как и Беназир, должна посвятить свою жизнь борьбе за права женщин. Мы мечтали о демократии, а теперь все вокруг повторяли: «После смерти Беназир мы все в опасности». Создавалось впечатление, что наша страна утратила надежду на лучшее будущее.
Мушарраф обвинил в смерти Беназир Байтуллу Месхуда, лидера ТТП. В печати была опубликована распечатка перехваченного телефонного разговора, в котором Байтулла обсуждал подробности теракта с другим боевиком. Байтулла отрицал свою причастность к убийству, что было необычно для талиба.
К нам домой каждую неделю приходили исламские богословы – квари сахибы, – под руководством которых я и соседские дети изучали Священный Коран. Ко времени прихода талибов я прочла уже весь Коран, Хатам уль-Коран, к великому удовольствию баба, моего дедушки с отцовской стороны, который был имамом. Мы читали Коран по-арабски. Как правило, люди, заучивая наизусть суры Корана, не знают, что они означают, но я знакомилась также и с переводом. К моему ужасу, один из квари сахибов попытался оправдать убийство Беназир.
– Это хорошо, что ее убили, – сказал он. – Эта женщина могла принести много вреда, потому что не желала следовать законам ислама. Останься она в живых, она привела бы страну к анархии.
Я была поражена этими словами и передала их отцу.
– Всякому, кто хочет изучать Коран, приходится обращаться к этим муллам, – ответил он. – Другого выбора у нас нет. Но тебе следует быть осторожной на его уроках. Запоминай точный перевод, а на его толкования и интерпретации не обращай внимания. Ты должна знать, что говорит Аллах. Его слова – это Божественное послание, которое ты способна истолковать сама.
11. Самый умный класс
В те тягостные дни меня поддерживала только школа. Когда я выходила на улицу, все встречные мужчины казались мне талибами. Мы, девочки, прятали школьные сумки и книги под шалями. Отец часто повторял, что самое прекрасное зрелище на свете – дети в форме, идущие утром в школу. Но теперь мы боялись носить форму.
Я уже перешла в среднюю школу. Госпожа Мариам говорила, что учителя не любят проводить уроки в нашем классе, потому что мы задаем слишком много вопросов.
Мы с одноклассницами пользовались славой умных девочек, и нам это нравилось. Когда мы, готовясь к праздникам и свадьбам, расписывали руки хной, вместо
Мое соперничество с Малкой-и-Нур продолжалось. После того как она стала первой ученицей в классе, оставив меня позади, я пережила настоящий шок и стала заниматься еще усерднее. Мне удалось вернуть себе первенство, чему я была несказанно рада. Малка-и-Нур обычно шла второй, а моя подруга Мониба – третьей. Учителя объясняли нам, что, проверяя экзаменационные работы, прежде всего смотрят, аккуратно ли они оформлены, а потом оценивают содержание написанного. Из нас троих самый красивый почерк был у Монибы, по части содержания у нее тоже все было в порядке, но ей не хватало уверенности в себе. Моя подруга училась очень старательно, потому что знала – если она станет получать плохие оценки, ее родные используют это как предлог, чтобы запретить ей ходить в школу. В математике я была не слишком сильна – один раз даже получила за контрольную ноль, – но изо всех сил пыталась подтянуться. Мой учитель химии, господин Обайдулла (мы называли наших учителей «господин» или «госпожа»), утверждал, что я прирожденный политик. Дело в том, что перед устным экзаменом я всегда подходила к нему и говорила:
– Господин, вы самый лучший учитель, а химия – мой самый любимый предмет.
Некоторые родители считали, что учителя ставят мне хорошие оценки только потому, что школа принадлежит моему отцу. Что касается одноклассниц, то мы, несмотря на соперничество, оставались друзьями и никогда не завидовали друг другу. Помимо школьных экзаменов, мы участвовали также в экзаменах районных, на которых определялись лучшие ученики частных школ. Как-то раз мы с Малкой-и-Нур получили на этом экзамене одинаковые оценки. В школе мы написали еще одну работу, чтобы определить, кому достанется приз. Но оценки снова оказались одинаковыми. Чтобы люди не думали, что ко мне относятся как-то по-особому, отец устроил для нас еще один экзамен, на этот раз в школе, которой руководил его друг Ахмед Шах. Мы снова получили одинаковые оценки, и приз пришлось дать обеим.
В школе мы не только учились, но и развлекались. Мы обожали ставить спектакли. Как-то раз я написала скетч, посвященный коррупции, по мотивам «Ромео и Джульетты». Ромео в моей пьесе был государственным чиновником, который проводит собеседование с людьми, желающими поступить на работу. Эта роль досталась мне самой. Первой соискательницей была красивая девушка. Ромео задавал ей до смешного легкие вопросы, например:
– Сколько колес у велосипеда?
– Два, – отвечала она, и Ромео восклицал:
– Какая блистательная эрудиция!
Следующим соискателем был мужчина, и Ромео задавал ему вопросы, на которые невозможно было ответить.
– Назовите марку вентилятора, который стоит в соседнем кабинете, – требовал он.
– Откуда же мне знать? – пожимал плечами злополучный соискатель.
– Неужели не знаете? – усмехался Ромео. – А еще написали в резюме, что имеете докторскую степень!
Разумеется, на работу он принимал девушку.
Девушку играла Мониба. Еще одна наша одноклассница, Аттия, играла секретаршу Ромео. Ее остроумные реплики добавляли в пьесу соли и перца. На спектакле зрители буквально катались со смеху. Я очень ловко передразнивала людей, и на переменах подруги просили меня изобразить кого-нибудь из учителей, чаще всего господина Обайдуллу. Несмотря на тревожные события, происходившие вокруг, мы по-прежнему любили шутить и смеяться.