Я – Малала
Шрифт:
Вместе с группой других девочек, учениц нашей школы, я дала интервью «АТV Хайбер», единственному частному пуштунскому телеканалу. Перед интервью учителя объяснили нам, как надо отвечать на вопросы. Мы рассказывали о наших бывших соученицах, которые бросили школу, опасаясь преследований со стороны боевиков. Многим девочкам отцы и братья запретили ходить в школу, когда тем исполнилось тринадцать-четырнадцать лет. Считалось, что в этом возрасте девочка превращается в девушку и ей следует соблюдать пурда.
Через некоторое время я дала интервью самому большому новостному каналу нашей страны, «Geo». Все стены в его офисе были увешаны экранами, транслирующими передачи разных каналов. Оказавшись в столь непривычной
Средства массовой информации в долине Сват находились под сильным давлением извне, вынуждавшим их давать положительную оценку действиям талибов. В некоторых газетах пресс-секретаря Талибана, Муслима Хана, уважительно называли школьным Дада, хотя в реальности он уничтожал школы. Но многие местные журналисты искренне переживали за судьбу нашей долины и предоставляли правозащитникам возможность говорить о том, о чем сами они говорить не осмеливались.
У нас не было машины, поэтому на интервью нас возил кто-нибудь из друзей отца или же мы брали рикшу. Однажды мы с отцом отправились в Пешавар, чтобы принять участие в ток-шоу известного журналиста Вазатуллы Хана на урду, которое устраивала компания Би-би-си. Вместе с нами поехал друг отца Фазал Маула со своей дочерью. В передаче должны были участвовать мы все: два отца и две дочери. Движение Талибан представлял Муслим Хан, которого не было в студии. Я немного нервничала, потому что понимала – нам предстоит очень серьезная задача, ведь нас будут слушать люди во всем Пакистане.
– Почему талибы отнимают у девочек одно из основных прав – право на образование? – спросила я.
Отсутствующий Муслим Хан, разумеется, не ответил. Его телефонное интервью было записано заранее. И в этой записи невозможно было найти ответ на мой вопрос.
После передачи все поздравляли меня с удачным выступлением. Отец смеялся и говорил, что мне надо идти в политику.
– Ты произносила зажигательные речи, едва научившись говорить, – поддразнивал он меня.
Но я не слишком обольщалась на свой счет, понимая, что мне удалось сделать лишь первые робкие шаги.
Наши попытки протестовать были подобны цветам эвкалипта, унесенным мощным порывом ветра. Разрушение школ продолжалось. Ночью 7 октября 2007 года до нас донеслось эхо нескольких далеких взрывов. На следующее утро мы узнали, что боевики в масках ворвались в школу для девочек Сангота и колледж для мальчиков Эксельсиор и взорвали здания, используя самодельные взрывные устройства. Учителя и ученики заблаговременно покинули помещения, так как они получили письма с угрозами. Это были знаменитые школы, в особенности Сангота,
– Они не остановятся ни перед чем, – повторял он.
И все же отец не терял надежды и верил, что разрушению будет положен конец. Но его очень огорчало разграбление разрушенных школ. Местные жители моментально растаскивали по домам уцелевшую мебель, книги, компьютеры. Когда отец узнавал об этом, на глаза у него наворачивались слезы.
– Эти люди подобны стервятникам, расклевывающим мертвые тела, – говорил он.
На следующий день после взрыва школьных зданий отец выступил на «Голосе Америки» и обрушил на виновных весь свой гнев. Во время передачи Муслим Хан, спикер талибов, находился на телефонной связи со студией.
– Чем вам так не угодили эти школы, что вы решили стереть их с лица земли? – спросил у него отец.
Муслим Хан ответил, что в школе Сангота преподавание велось в христианском духе, а колледж Эксельсиор был учебным заведением общего типа, где мальчики и девочки занимались вместе.
– Все это ложь! – возразил отец. – Школа Сангота действовала с 1960-х годов. Она никого не обратила в христианство, напротив, многих христиан обратила в ислам. А в Эксельсиоре совместное обучение велось только в начальных классах.
На это Муслим Хам ничего не ответил.
– Разве у талибов нет дочерей? – спрашивала я у отца. – Неужели они не хотят, чтобы те учились?
Наша директриса, госпожа Мариам, была выпускницей Санготы, там училась ее младшая сестра Айша. После уничтожения Санготы Айша и еще несколько девочек перешли в нашу школу. Расходы, которых требовала школа, по-прежнему превышали доходы. Но хотя новые девочки исправно вносили плату за обучение, на этот раз отец вовсе не радовался увеличению числа учениц. Он обращался во всевозможные инстанции, требуя восстановления обеих разрушенных школ. Как-то раз, выступая перед большой аудиторией, отец взял на руки крохотную девочку, которую привел с собой кто-то из слушателей, и провозгласил:
– Эта девочка – наше будущее! Неужели вы хотите, чтобы она выросла неграмотной?
Собравшиеся возбужденно загудели. Никто не хотел, чтобы их дочери лишились права на образование.
Новенькие, поступившие в нашу школу, рассказывали жуткие истории. Айша сообщила, что однажды, возвращаясь из Санготы домой, она увидела талиба, который держал за волосы отрубленную голову полицейского. Из рассеченной шеи капала кровь. Все новенькие девочки хорошо учились, так что соревнование в нашем классе стало еще более жестким. Одна из них, Рида, отлично произносила речи. Мы с Монибой очень подружились с ней, но дружба втроем дает множество поводов для ревности, и порой мы бурно выясняли отношения. Мониба всегда приносила в школу еду и только одну лишнюю вилку.
– Для кого эта вилка? – с обидой спрашивала я. – Кто твоя лучшая подруга, я или Рида?
– Вы обе мои лучшие подруги, – со смехом отвечала она.
К концу 2008 года талибы уничтожили около 400 школ, в Пакистане было сформировано новое правительство, возглавляемое президентом Асифом Зардари, мужем убитой Беназир Бхутто. Но создавалось впечатление, что ситуация в долине Сват правительство совершенно не волнует. В своих интервью я часто повторяла, что дела обстояли бы иначе, если бы дочери президента Зардари учились в одной из сватских школ. Террористы-смертники устраивали взрывы по всей стране. В воздух взлетел даже отель «Мариотт» в Исламабаде.