Я не вру, мама
Шрифт:
– Республик, – закричал я, вспоминая уроки географии от Бабая, – пятнадцать республик. Греческой среди них нет!
Класс на слове «греческой» рассмеялся. Иваниди развернулся и кинул в меня ручку. Я бросил в него пенал, но промахнулся и попал в Пиркина. Дава, изобразив смертельное ранение, свалился со стула. В классе начался хаос, все стали кидаться друг в друга тетрадками, карандашами, в ход пошли портфели. Валентина Павловна от неожиданности сначала забилась в угол и ошалело смотрела на эту вакханалию, затем стала истошно орать.
– А ну-ка! – грозно прикрикнула на нас завуч. – Это что такое? Вы в школе! Мигом по местам.
Класс словно только и ждал этого окрика. Разом все успокоились и расселись по своим партам, аккуратно сложив руки перед собой.
– Кто зачинщик? – Светлана Ивановна обвела класс взглядом. – У кого хватило ума на первом уроке своей жизни устроить такое? – она остановила на мне свой взгляд. Дядя Наум, стоявший рядом с ней, сказал:
– Это от перевозбуждения у них. Искать виновных непедагогично.
– И все же, – не обращая внимания, произнесла завуч, – виновные должны быть наказаны. Кто?
Никто не хотел говорить. Молчала даже бывшая моя воспиталка тетя Валя, а теперь учительница Валентина Павловна. Молчал и класс. Но молчать это одно, а смотреть совсем другое. Когда на тебя смотрят и молчат, вывод сделать не трудно.
– Встать! – глухим басом приказала она. – За мной!
Я встал, не зная, собирать мне вещи с парты или оставить тут. Решив, что лучше все же оставить, под сочувствующие взгляды одноклассников я вышел из класса. За мной через секунду выскочил Иваниди.
– Куда? – шепотом спросил он.
– Не знаю, – так же шепотом ответил я, – наверное, выгоняют из школы.
В учительской было шумно. В одном углу за столом восседал толстый дядька и, размахивая руками, возмущался:
– Курят уже! Как паровозы. Поймал двоих за школой. Родителей вызвал. А им что – стоят, ухмыляются.
– Время такое, – сокрушенно мотала головой старушка в массивных очках, – хорошо, хоть не пьют.
– Начнут, – убедительно сказал дядька, – помяните мое слово: еще года два, и начнут!
– Куда катимся, – вздохнула старушка и, чуть приподняв очки, взглянула на нас. Дядя Наум, не выпуская сетку из рук, зашел в учительскую.
– Вот новая партия хулиганов, – развела руками Светлана Ивановна, – на первом же уроке устроили свару, драку, напугали новенькую учительницу… довели до слез.
– Она не новенькая, – сказал я.
– А есть разница, какую доводить до слез? – удивленно спросила старушка. – То есть вы считаете, молодые люди, что старых учительниц можно?
– Они больше так не будут, – вступился за нас дядя Наум. – Не будете же?
– Не будем, – согласились мы с Иваниди, – в первый и в последний раз!
– Поверим? – с надеждой обернулся к старушке и толстому дядьке дядя Наум. – Светлана Ивановна, дадим будущему шанс?
Старушка вновь приподняла
– А Вы, собственно…
– Новый учитель физкультуры, – не дав ей закончить предложение, представился дядя Наум, – Наум Вячеславович Миник. Витебский педагогический. Выпуск семьдесят второго.
– Надо же, – подозрительно сказала старушка, – откуда такие кадры? Светлана Ивановна, а Альберт Михайлович?
– Альберт Михайлович уже документы свои сдал. Уезжает Альберт Михайлович! Физруков нету. Не-ту! А тут с образованием, – Светлана Ивановна подошла к столу, взяла папку с документами и стала внимательно читать ее. – В какой класс определили?
– Да, вот в какой? Везде полный комплект! В первый «Ж», там еще одно место осталось, – вытирая пот со лба, затараторил толстый дядька, – как раз в их класс и отправили, – он кивнул в нашу с Иваниди сторону.
– И писать и читать уже умеет, – добавила старушка, – вообще любопытная девочка. Вам бы на нее взглянуть, Светлана Ивановна.
– Нагляжусь еще, – резко захлопнула папку завуч. – Ну что с этими делать? Намучаемся с ними. Может, сразу в садик обратно?
Учительская поплыла перед моими глазами. Толстый дядька, старушка, завуч, физрук, отличницы, двоечники… Первое сентября, которое я ждал всю свою жизнь, заканчивалось. И заканчивалось оно совсем не так, как представляли его мои родные и я сам. Ладно, понятно, что я не Юрий Гагарин, естественно, мне далеко до Лобачевского, и даже День Победы хоть в сорок пятом, хоть в любом другом году – праздник, до которого мне еще предстоит тысячу раз проиграть, чтоб понять его смысл, но не так же проигрывать – в первый день учебы с позором в ясли!
– Не-е-т, – закричал я, – последний шанс!
– Последний шанс, – спохватился Иваниди, имея неплохой навык выпрашивания таких шансов перед батиным ремнем, – самый что ни на есть последний.
– Дадим им шанс, – соскочил со стула дядя Наум, – под мою ответственность!
Светлана Ивановна недоверчиво посмотрела сначала на нас, затем на дядю Наума, о чем-то задумалась и, прихватив с собой папку, двинулась к двери:
– Под вашу! И чтоб никаких больше драк!
– Никаких, – клятвенно заверил дядя Наум, – они у меня лучше всех будут учиться!
Пока мы шли от учительской до классного кабинета, дядя Наум учил нас жизни в школе:
– Здесь не все зависит от оценок. Понятно? Какие бы вы умные ни были – поведение важнее! Запомните: кто балуется, не слушается, ведет себя как ему вздумается – тот первый кандидат на вылет!
– А второй? – поинтересовался я.
– А второй – тот, кто задает неудобные вопросы, – подмигнул мне дядя Наум и открыл дверь в класс.
Изменения в классе были налицо. Внушительная педагогика Светланы Ивановны сыграла свою роль. За партами сидели тихо, Валентина Павловна что-то рисовала мелом на доске и не спеша объясняла классу.