Я не вру, мама
Шрифт:
– Когда кто-то хочет ответить или что-то сказать, то он…?
– Поднимает руку, – сказала Вика Разина, которая еще в садике научилась поднимать руки по команде, – вот так! – она подняла правую руку и подложила под нее левую, образуя угол.
– Правильно, – расцвела Валентина Павловна, – Вике за урок ставим пять! Заходите, – она увидела нас с Иваниди.
Мы молча прошли в класс. Иваниди, подойдя к своей парте, увидел сидящую на его месте Алию Махметову и стал недоуменно озираться по сторонам. Пиркин молча сидел рядом с Алией
– Я запомню, – зло сказал Иваниди и пошел выбирать себе место. За моей партой сидела Алиса. В принципе, я еще в учительской понял, кто та девочка, которая умеет читать и писать. Еще бы не уметь. Семь лет. В семь лет я тоже буду уметь читать и писать, уже практически умею, диафильмы Давиду с Колей озвучиваю. Те верят…
Алиса расположилась ближе к краю, оставив мне место возле окна. Тетрадки мои она сложила в стопку, аккуратно разложив рядом с ними ручки и цветные карандаши. Пенал, который я кинул в Иваниди, лежал на краю парты.
– Привет, – сказала она мне как ни в чем не бывало, – садись. Будем учиться.
– Тоже мне, – не найдя ничего лучше, ответил я и, обойдя ее стул сзади, сел на свое место.
– Не обижайся за тот случай, – шепнула Алиса, – я не специально, понимаешь?
– Какой случай? Ты о чем? – прикинулся я, что не понимаю, о чем она говорит, – я не помню.
Уголок рта Алисы скривился, и она чуть прищурила глаза:
– Ты мне опять врешь? Ты же знаешь, мне врать нельзя, я это сразу чувствую!
– Свалилась ты на мою голову, – резко сказал я и повернулся к ней, – че пристала! Не помню! Не помню! Помню! Ты больная дура!
– Муратов! – раздался окрик Валентины Павловны. – Ты что, совсем совесть потерял? Пяти минут не прошло, а ты за старое! Вон из класса!
Второй раз за первое сентября я покидал класс. Теперь уже с вещами на выход. Урок про Родину, как вести себя на уроках, как в школе… что вообще можно, а что нельзя, я так и не услышал. Зато увидел все остальное, некоторые, наверное, из школы только один раз в жизни вылетают – на последний звонок! А мне повезло, на первом – два раза!
За школой курил дядя Наум, держа в руках все ту же сетку с мячами.
– Да ну ее, – в сердцах кинул портфель я наземь, – не хочу.
– Кого? – усмехаясь, спросил дядя Наум.
– Школу эту. То нельзя, другое тоже нельзя. Что можно?
– Быстро ты сдался, – вновь усмехнулся он, – я вот тоже мячи никак до спортзала донести не могу. Поможешь?
Мы потащили мячи в спортзал.
– Еще эта теперь рядом, – не выдержал я, – сумасшедшая.
– Кто такая? – рассыпая мячи по спортзалу, спросил дядя Наум.
– Да девчонка рядом села! – пнув мяч в ворота, пожаловался я, – такая странная вообще.
– Э…
Я изумленно посмотрел на него. Неужели знает? Когда я проговорился? А слово пацана? Да нет… не мог я. Я ему вообще про Алису ничего не говорил. Папа ее, врач, с меня слово взял. Мама ее, бабушка, тоже. Нет. Не мог. Но дядя Наум ясно сейчас сказал «сожрать готовы».
– Все помешаны на вранье. Думают, им врут постоянно. Так что… ты, главное, этой Светлане Ивановне на глаза не попадайся. И этим двоим в учительской. Понял?
– А кто они?
– Стукачи.
– Кто?
– Совет общественности при школе. Активисты. Меня уже заложили. Смотри, ты тоже на примете.
– Понятно, – сказал я и схватил портфель. По всей школе раздался звонок, и здание ожило. Стали слышны шаги, топот, смех и радостные крики детей.
– Перемена, – сказал дядя Наум, – пошли на улицу.
На школьном дворе кучками стояли школьники. Кто-то играл в классики, кто-то чертил кружки мелом. Первый урок в моей жизни закончился…
– Домой отпустили, – подошел ко мне Иваниди, – щас Даву дождемся и пойдем.
Дава вышел на крыльцо с Махметовой. Алия была выше него на целую голову, мощнее и плечистей. Но это не помешало ей отдать свой портфель Пиркину. С двумя портфелями в руках Дава смахивал на интеллигентного грузчика или шофера, который за дополнительную плату решил занести багаж до дверей клиента.
– Да пошел он, – сказал я, – бабник. Сами уйдем.
Школьники стайками растекались по улице, уходя каждый в свою сторону. Улица заполнилась бело-черным цветом, бантами и радостными криками мигом повзрослевшей детворы.
– Вон новенькая идет, – указал на другую сторону улицы Иваниди, – которая с тобой сидела. Чего ты на нее орал?
– Портфель хотела, чтоб я нес!
– Правильно тогда! – одобрил Иваниди. – Сначала портфель, потом сожрут с потрохами.
– Тебе тоже дядя Наум сказал? – уже не удивляясь случайностям, перепрыгивая через лужу, спросил я. – Ты откуда это знаешь?
– Батя говорил, – важно ответил Иваниди, – я подслушал.
По той же тропинке, по которой и шли в школу, мы вернулись домой. Алиса шла параллельным курсом и не обращала на нас внимания. Дойдя до набережной, мы свернули в кусты, и я попросил Иваниди притормозить.
– Подожди, – выглянул я из кустов, – минутку!
Пока Иваниди обдирал боярку, я наблюдал, в какой двор свернет Алиса. Та прошла розовую девятиэтажку, повернула налево и остановилась возле серого пятиэтажного дома, смотрящего на центральный проспект. Покрутилась возле скамейки, срезала на бордюре прилипшую грязь с ботинок и внезапно обернулась в мою сторону. На секунду-другую мне показалось, что она меня видит. Но как? Расстояние приличное. Да и кусты! Алиса рукой разгладила юбку, развернулась и зашла в подъезд.