Я сам свою жизнь сотворю… Лепестки сакуры. Белый город
Шрифт:
С началом нового учебного года я узнал другую новость: из трех девятых выпускных классов образовали два десятых, так что, придя в школу, я увидел в бывшем нашем «Б» много почти новых лиц ребят и девчонок, которые учились раньше в «А» или «В».
Ко мне за парту, которую почти полгода занимал я один, подсел невысокий паренек с большими карими глазами, который скоро стал моим другом — Коля Семин. Я уступил ему место у окна.
Еще одним интересным новичком был для меня Сергей Бахусев. Он учился и раньше в нашей школе, но я его не помнил, потому, что
Тогда еще было не принято называть "для одаренных детей". По какой причине он вернулся к родителям? Я слышал, что интернат не давал никаких преимуществ для поступления в институт.
Помню, я уже тогда был впечатлен его практической сметкой, потому что сам я и не заглядывал так далеко в свое будущее.
Посреди учебного года в классе появилась еще одна девушка — Наташа Глазкина.
Ее отца перевели в наш город из далекого Омска и сейчас же дали квартиру. Лично мне она не понравилась совсем: маленькая пышечка с длинным носиком, в очках, и забавным пришепетыванием. Но сейчас же оказалось, что у нее появилось сразу два рыцаря: счастливый — Сережа Бахусев и несчастный — Коля Семин.
На Спецстрое жили многие мои одноклассники и ребята из параллельного класса, поэтому я в любой момент мог зайти, скажем к Коле Семину, жившему на улице Богуна, или Сергею Бахусеву, чей дом находился напротив моего.
Наш дом был самый новый и за ним вообще ничего не было.
То есть, не было других домов, а было почти бескрайнее поле подсолнухов, которое тянулось вдоль кромки высокого берега моря, заросшего деревьями белой акации далеко-далеко, до глубокого оврага, за которым через несколько лет сделают пристань для моторных и парусных лодок.
Это поле я запомнил цветущим, с большими желтыми головками, поворачивающимися за солнцем, и как ни стараюсь, не могу припомнить его другим, ни с уже поспевшими черными головками, ни, тем более, в голой стерне.
Я довольно долго был почти самым маленьким среди ребят в классе. И когда жил в Мукачево, и когда мы переехали на Днепр.
Сказать по правде, этот факт меня не очень волновал, но все-таки было не очень приятно чувствовать пренебрежительное отношение к себе одноклассниц, которые, уже не скрываясь, крутили романы с ребятами на класс, а то и на два старше.
Девушки и выглядели значительно старше нас. У них и фигуры были почти женские, по крайней мере, у некоторых из них.
А ребята значительно отставали и в росте, и в физическом развитии. Но после восьмого, а особенно после девятого класса мальчишки вдруг сразу пустились в рост, как грибы после дождя, как будто их, действительно, кто-то окропил сверху святой водицей.
Особенно это было заметно после летних каникул, когда через три месяца разлуки мы встречались в нашем «ботаническом» классе.
После восьмого класса я тоже подрос, но не так чтобы очень, просто не отстал от других. Зато после девятого я прибавил значительно.
Видно, сказались дни, проведенные на весельной лодке, когда я, подчас не разгибаясь,
Именно эти мозоли, а не кокетливые взгляды девушек значили больше для моей самооценки.
Теперь я уже мог смотреть на своих одноклассниц сверху вниз, потому что стал выше любой из них. И это было довольно приятное и еще непривычное состояние.
Но ни это обстоятельство, ни переезд на Спецстрой в новую квартиру, ни новые мои одноклассники не могли по-настоящему отвлечь меня от той задачи, которую я поставил перед собой уже пару лет назад и всеми силами стремился ее исполнять.
Я потихоньку привыкал к той телесной оболочке, которая досталась мне по наследству от отца с матерью, но к которой я тоже приложил свои усилия многолетними физическими занятиями.
Я получился среднего роста, тонкокостный, с сухими, поджарыми ногами, впалым животом и хорошо развитым торсом. Таким мне предстояло пробыть еще лет сорок.
Наверное, вместе с физиологическими изменениями, произошло и изменение психики, для меня самого незаметное.
Мне кажется, я стал менее стеснительным и уже почти не испытывал затруднений в общении с незнакомыми людьми, особенно с девушками.
А скоро мы стали самыми старшими в школе, несмотря на то, что кроме наших одиннадцатых были еще и десятые классы. Кроме того, оказалось, что почти всю учебную программу мы успели пройти за первое полугодие. Только по физике и математике были уроки почти по институтской программе, а все остальные предметы мы просто повторяли.
Ляся
В начале учебного года в классе на задней парте среднего ряда появились две похожие друг на друга девочки с хвостиками. В одну из них я влюбился, но не сразу, а как-то постепенно. Помню, на уроке физкультуры мы играли в волейбол, разделившись на две смешанные команды — мальчики с девочками. Она была в другой команде, и неплохо играла. А я играл так себе: то совсем никуда, то проходили неожиданно лихие удары. В ту игру мне удался сильный удар, мяч перелетел через сетку и попал ей в лицо.
Очки полетели в сторону, и я увидел ее лицо, такое беззащитное без привычных стеклышек, что мне стало ее ужасно жаль.
Вот тогда я и понял, что влюбился. Нельзя сказать, что она была красива: нос — пипочкой, светлые конопушки, и очки с позолотой. Звали ее Ляся Шишкина. Вернее, ее звали Лариса, но еще в детстве она стала называть себя Ляся. Такого имени я больше никогда не встречал.
Она была смешлива, но не по-глупому — училась она хорошо и закончила школу с золотой медалью — а от переполнявшей все ее еще девчоночье существо радости жизни и какого-то веселого задора. Ляся казалась мне очень естественной своей еще не сформировавшейся тоненькой фигуркой, легкой и подвижной рядом с некоторыми нашими одноклассницами, уже по-женски развитыми и от этого казавшимися мне тяжеловесными и неуклюжими.