Я сделаю это для тебя
Шрифт:
Анри сначала проследил за тем, чтобы всё его немногочисленное воинство выбралось из портала и вытащило сундуки, закрыл его, и потом уже обернулся к темноволосому молодому человеку в серо-серебряной одежде. Правда, те волосы были — частично седыми? Или припудренными? В общем, не нормальными. И этот молодой человек почтительно поклонился Анри, а потом обнял его со смехом.
— Отец, я уже не чаял. Но теперь мы что-нибудь придумаем, непременно придумаем! Взорвём это их Национальное собрание, и что ещё там есть, и расстреляем всех бунтовщиков!
—
— Меня называют генералом магической армии, говорят — полковника не станут так хорошо слушать, — рассмеялся тот. — Но теперь я с радостью уступаю вам, отец, нагретое местечко. Вы справитесь лучше меня, я уверен! — а потом он взглянул на меня. — Рад приветствовать вас в Лимее, маркиза. Ваше высочество.
При этом улыбка у него была… такая, весьма изумлённая. О да, от разумного Анри никто не ожидал, что он возьмёт в жёны маркизу дю Трамбле, которую, как известно, недолюбливал. Или даже не просто недолюбливал, а терпеть не мог.
— Рада знакомству, — я вежливо кивнула, нужно узнать, какой у Максимилиана титул и как его правильно именовать.
Кажется, мыслей у него было по моему поводу намного больше, чем получилось в итоге слов, но — воспитание есть воспитание, как я понимаю. А Анри дальше продолжал представлять свою нынешнюю свиту.
— Полковник Жак Трюшон, господин Асканио Астальдо Нери из Фаро. И — мой приёмный сын Северин, наш с её высочеством приёмный сын. Госпожа Евдокия — опытнейший целитель и разносторонний маг. Дамы её высочества прибыли с ней.
Вообще вокруг нас собралась толпа — подходили, почтительно кланялись, замирали, слушали. Анри кивал, кому-то скупо улыбался, но я видела — более всех прочих он рад видеть сына.
— А что принцесса Шарлотта? — спросил он.
— Она здесь, — с готовностью откликнулся сын. — И она, и дети.
Дети, значит. А муж где, дочь Анри ведь замужем?
— Я полагаю, нам нужно разместиться в замке и привести себя в подобающий после путешествия вид, — сказал Анри. — Если нас проводят в свободные покои, будет хорошо.
— Восточная башня приготовлена для вас, отец, — поклонился Максимилиан. — Мы не поняли, сколько людей будет с вами, поэтому если нужны ещё покои — мы подготовим тут же. Я немедленно распоряжусь об обеде через час.
— Через два, — покачал головой Анри. — До общего обеда я бы хотел послушать тебя.
— Непременно, я доложу, — кивнул Максимилиан. — И я дам знать в Зелёный замок — де Риньи тоже в ожидании.
— Он в порядке?
— Старого маркиза нет, а его сын отлично отбивается. Поначалу его считали лёгкой добычей — наверное, никогда не воевали
Рядом тихонько рассмеялся Северин. Ещё бы он не смеялся, наверное, воевать с некромантами надо уметь. Как и вообще с магами. Но если здешние революционеры недолюбливают в том числе и магов, то они, выходит, как-то научились говорить с ними на равных? Потому что сила мага несоизмерима с силой обычного человека, простеца — так говорят маги. Маг может защититься, маг может отреагировать быстрее, точнее и смертоноснее. Или они здесь просто все помешались на свободе, равенстве и братстве и готовы за это умирать? Или же нет, и мы просто ещё чего-то не знаем?
Далее нас с помпой повели внутрь главного здания, и там из большого холла налево, и по винтовой лестнице. Меланья вцепилась в свою юбку, приподняв её на ступеньках, поглядывала по сторонам напряжённо. У Марьюшки же на лице было такое выражение, что сразу понятно — ждала и дождалась. Довольная улыбка, глаза полуприкрыты, шаги изящны и неторопливы. Дуня молча шла за нами с непроницаемым выражением лица.
Мы вышли на третьем этаже, мне было предложено жить там вместе с моими дамами — четыре комнаты, значит. Так, а где будет жить Анри?
Оказалось, ему предложили некие покои на втором этаже. Он усмехнулся и сказал, что никогда не мечтал занять покои своего отца, но уж как вышло. Улыбнулся мне и сказал, что пришлёт за мной. Значит, нужно идти и соответствовать.
Я задрала нос повыше и шагнула за слугой в какую-то комнату. Что, как в музее. Обои шёлковые, кровать со столбиками, портьеры бархатные с кистями. На полу ковёр. Двери куда-то ведут, я посмотрела — гардеробная, умывальная, и ещё две спальни. Одну отдам Дуне, вторую пусть мои девы делят, как хотят.
Я переглянулась с Марьюшкой.
— Мари, как ты думаешь, моё придворное платье сгодится? — смеюсь, сбрасываю плащ.
Это в Поворотнице моё красное платье было образцом красоты и стиля, а здесь, наверное, какая-нибудь военно-революционная мода?
— Разберёмся, госпожа Женевьев! — воодушевилась Марьюшка. — Меланья, не стой столбом, снимай плащ, сейчас обустроимся.
Дверь хлопнула, кто-то вбежал в комнату.
— Госпожа Женевьев, это правда, да? Мари! О господи, Мари! Вы вернулись, счастье-то какое!
Женщина моих лет была одета дорого и добротно, без роскоши. Очень хорошая ткань платья — тёмно-синяя, насыщенного цвета. Молочного оттенка кружево — у горла, на манжетах сорочки и на чепце. Волосы убраны, но видны корни — тёмные и немного седые.
— Аннет, дорогая, ты здесь! Чудесно! — бросилась к ней обниматься Мари.
Ох ты, это же вторая камеристка Женевьев.
— Госпожа Женевьев, — Аннет с торжествующей улыбкой склонилась передо мной, но я подумала — и обняла её. И похоже, это было верно, потому что она расплакалась.