Я сделаю это сама
Шрифт:
Ладно, Женя, подъём. Встали и пошли умываться.
Пока умывалась, Марьюшка рассказала, что на улице ночью приморозило. Вода покрывалась коркой льда уже давно, и иней на траве тоже мы видели регулярно, но тут уже и вдоль берега, сказали, начинает образовываться ледяная корка. Эх, торопиться надо.
– Что это такое о вас тут рассказывают? – поинтересовалась вместо доброго утра сидевшая на куне Трезон.
– А что ж вы вчера сами не пришли да не послушали? – спросила я. – там было интересно.
– Что-то подозрительно мне это всё. С чего это там,
Мне самой, дорогая госпожа Трезон, знаете, как всё это интересно? Но вслух я сказала только:
– Это местные напасти. И если бы вы были внимательнее, то тоже бы о том знали. Кстати, вы уже решили, где собираетесь жить?
– Вы это о чём? – искренне не понимает.
– О том, что зима на пороге, и нехорошо добрым людям лавки просиживать. Вы договорились с Пелагеей? Или вас возьмут ещё в какой-то дом?
– Я буду жить там же, где и вы, - сообщила, и нос задрала.
– В самом деле? А сделать для этого что-нибудь не хотите?
Лавку я ей выделить могу, от меня не убудет. Но – только если хотя бы палец о палец ударит для собственного дальнейшего житья.
– Вы это о чём? Не думаете ли вы, что я тут буду что-то мыть?
– Раз мне не зазорно, то и вам сойдёт, - пожала я плечами. – Но я не настаиваю, поймите меня правильно. Вдруг у вас уже есть на примете тёплое местечко за печкой? Или вам нравится то, где сплю сейчас я? Думайте, в общем.
Трезон поджала губы и куда-то удалилась, впрочем – внутрь дома. Пусть сама соображает, вообще не маленькая уже.
Пелагея накормила меня завтраком и пообещала перину – вроде бы она вчера слышала, что есть такая надобность. Мне стало неловко – мало того, что меня тут кормят второй месяц, так ещё и перина.
– Мне много не надо, а о том, как Софья с Гаврилой буду жить, пусть сами и подумают, - сказала она. – Чай, Софья не с пустыми руками придёт, на голой лавке спать не будет. Так что не бери в голову. Ешь, да пойдём смотреть, пока мои охламоны в море.
Ага, значит, Гаврила и Пахом снова в море, и пока их нет, Пелагея собирается помочь мне обустроиться в новом доме. Нужно будет дать ей что-нибудь взамен, какую-нибудь драгоценную брошку, даже если она не сможет применить сейчас, то сможет потом.
Я придумала это, и мне стало легко. Вообще, если бы мы вчера не вскрыли подвал, то кто знает, сколько человек могли бы ещё туда попасть? Валерьян – он их, он не со мной прибыл, он бы их тут продолжал убивать и жрать. А вдруг научился бы потом выпускать из подвала, чтоб для него убивали и жрали? Вот, то-то.
Мысль о том, что его придётся ловить, огорчала. Но я говорила себе – что не одна же я буду это делать, а хотя бы как вчера, наверное?
После завтрака Пелагея привела меня в закуточек своей спальни, где и выдала что-то среднее между матрасом и периной. У меня в детстве на даче была перина – бабушкина. Я любила в неё проваливаться. А летом мы то и дело сушили её на улице, потому что в доме все на «раз» отсыревало. Так вот, перина от Пелагеи была примерно такая же, тоже довольно мягкая, этакий
Кроме перины, я оказалась обладательницей двух тонких матрасов, вроде того, на каком сама сейчас сплю – правильно, мне нужно ещё уложить Марьюшку и Меланью, и пяти подушек разного размера. Одеяла тоже были чем-то наполнены, шерстью какой, что ли, и простёганы. Вручную, чтоб их, простёганы. Ещё дали простыней – ну да, правильно. И наволочек.
Обживусь – заведу накидашки на подушки, как у бабушки в детстве. И подзоры свяжу-сошью на все кровати. Ни разу не помню, как это делать, Но умела же когда-то? И подумаешь, что в той, прежней жизни, и было мне тогда лет десять от роду, а то и поменьше? Вон Меланье пятнадцать, а она сколько всего умеет! Нет, я, конечно, тоже умею, но все мои умения здесь – ни к чему. Совсем.
Мальчик Лука отправился на рыболовлю с Гаврилой и Пахомом, а Фомка и Алёшка остались при Пелагее. Им мы и выдали все постельные принадлежности, чтобы помогли дотащить.
Господи, а ведь ещё нужна посуда – чтоб готовить и есть, и какие-нибудь корыта, чтобы стирать. И вёдра, чтобы мыть… Чтоб не бегать к Пелагее за каждой тряпкой и каждой сковородкой. Ладно, последовательно, всё последовательно.
Дом за ночь не изменился нисколько. Ой, нет, изменился.
Когда мы вошли в большую залу, где вчера заседали, то оказалось, что отмытые вчера стёкла и стены снова заросли копотью. Пол, столы и лавки остались, как были, а вот всё прочее – ой.
– Ну да, магией же чистили, - кивнула Пелагея. – С ней всегда так и бывает.
А я запомнила: если надо быстро, то сгодится магия. А если надо основательно, то всё одно руками. Понятно, что уж. Значит, сегодня наша задача – маленькие комнатки, чтобы можно было в них ночевать. Комнаток было три, четвёртую заняли самогонщики. Нас тоже трое. А если вдруг окажется больше – вот там и поглядим. Если нарисуется Трезон, то ей отдельной комнаты пока не полагается.
Пришёл вчерашний сержант – он привёл свежий десяток солдат, и сказал, что они готовы доделать мне забор. Приятно, что. И передал от генерала, что в течение дня или он сам заглянет, или кто-то из его ближних.
– У него нога-то как, ходит? – спросила я.
А то вчера он был местами хорош, конечно, но – только опершись на стену или сидя.
– Ему досталось, верно, - вздохнул сержант. – Он магией своей столько всего тогда помог сделать, и если бы не то проклятое бревно – то и вовсе хорошо было бы. Крышу-то мы перекрыли, как надо.
Вот так, у генерала тоже хозяйство. И немалое, уж наверное, больше моего дома.
Солдаты отправились в лес, мы принялись мыть комнаты, Фома с Алёшкой таскали мебель, Пелагея осматривала кухню – сказала, посмотрит, что там есть, а чего недостаёт. И только мы все впряглись, как прибежала Ульяна.