Я сделаю это сама
Шрифт:
– Ну как, жива? А то вчера лица на тебе совсем не было, и ноги не держали.
– Ничего, справилась, - отмахнулась я. – Вот, делаем всё, чтобы переехать поскорее.
– Это правильно, сейчас ещё помощнички придут.
– А вот скажи, вы вчера сходили к жене того припадочного?
– К Дарёнке-то? Сходили, ей Дуня вчера помогла. Ну и ваши с горы осмотрели, сказали, что защита до света простоит, а ночью он не потащится.
– Так, а сейчас что? – мне это не нравилось, совсем не нравилось.
–
Я подумала, что, наверное, должна это сказать.
– Послушай, а если мы позовём их сюда? Место тут есть, где спать – найдём. А здесь, как меня вчера заверили, такая защита, какую Валерьяну не одолеть.
Ульяна просияла улыбкой.
– Это будет замечательно, вот увидишь. Ты им поможешь – и они тебе тоже, вместе-то проще.
– А они согласятся? – мало ли, что там в голове у человека?
– Так спросим, вот хоть прямо сейчас пойдём и спросим.
– Пошли, - я отложила тряпку. – Так, девы, я к соседям. Мы с Ульяной. Скоро вернёмся.
24. Пропащий, да свой
24. Пропащий, да свой
В дом пропащего Валерьяна и его семейства попадали сверху, со стороны горы. Там прямо дорога была – конь с телегой проедет.
– Тут Егорка Лысый живёт, - сообщила Ульяна про ближайший ко мне с этой стороны домик.
Был он невелик, огорода при нём не наблюдалось, зато сараев – аж три штуки.
– Лодки у него, хорошие, несколько. Сам ходит и другим даёт, - рассказывала Ульяна. – Сейчас на севере, к холодам вернётся.
А следующий домик был даже и не домик, а покосившаяся избушка. Вот реально – будто этому домику много лет, и его не ремонтировали ни разу. И под снегом зимой стоял, и дожди его поливали, и солнце жарило, и землетрясения корёжили. Кстати, бывают ли тут землетрясения? В общем, мне в прежней жизни случалось выкупать такие вот домики, ради того, чтобы на их месте построить что-то другое.
Калитка не запиралась, Ульяна просто вошла, и я за ней. Огляделась – у дома грядки, пустые по осеннему времени, за домом вроде какие-то хозяйственные постройки. Кажется, куры там есть, а может, и не только куры.
Дверь открылась под Ульяниной рукой легко, и я увидела небольшую кухоньку – из серии «чистенько, но бедненько». Занавеска на окне вылинявшая и штопаная, посуда вымытая, но с трещинами и сколами. Печка местами облупилась.
А в маленькой комнатке на единственной кровати лежали, обнявшись, женщина очень измождённого вида, и маленькая девочка, кажется, спали. С первого же взгляда стало понятно: забирать нужно немедленно. В баню, кормить, одевать, и что там ещё нужно делать. На лавке рядом дремала Дуня.
– Дуняша? – прошептала
Та тотчас же открыла глаза.
– Это вы, хорошо, - прошептала. – С чем пришли?
– К себе хочу позвать. У меня там не то, чтобы большие богатства, но место есть, и защита, говорят, хорошая, - сказала я.
– Да, это будет правильно, - Дуня поднялась, провела рукой по своему неподвижному лицу… впрочем, оно осталось таким же неподвижным.
Кивнула нам на кухню, мы вышли, и задёрнули за собой занавеску. И Дуня ещё как-то пальцами пошевелила, я сразу же перестала слышать звуки улицы.
– Он же приходил ночью, - сказала, хмуро глядя на нас с Ульяной. – Об запоры мои зубы обломал, да принялся вдоль стены ходить и скулить – пусти, мол, домой, спать хочу, есть хочу. Хорошо, Дарья не слышала, спала, усыпила я её. А то поднялась бы да пустила.
– А ко мне не захочет пустить? – нахмурилась я.
– Даже если и захочет, то не сможет. Там ты хозяйка. Я слышала, о чём пришлые с горы говорили – у тебя там защита хорошая, и ты головы не потеряешь, если Валерьян среди ночи заявится да в окошко постучит.
– Я могу испугаться и запаниковать, - усмехнулась я. – Орать начну и бегать по дому.
– Да и бегай, сколько душа запросит, - отмахнулась Дуня. – Только в дом не пускай.
– Это, наверное, не сложно. Я готова попробовать.
– И слава богу, - кивнула Дуня. – Значит, пока светло, нужно помочь им собраться.
За занавеской зашевелились, туда тут же юркнула Ульяна.
– Сейчас я ей всё обскажу.
– Сделай милость. А то ещё ж откажет, с неё станется, - вздохнула Дуня.
– Слушай, а у неё что, больше нет никого? Ну там родителей, братьев-сестёр? – спросила Дуню я.
– Нет. Её сюда отец привёз – она совсем мала ещё была, вроде Настёнки сейчас. И утонул, ей лет двенадцать сровнялось, что ли. Жила в чужих людях – сначала с отцом, потом и сама. А потом подросла, да и Валерьян присватался. Он не гнался за приданым, у него самого-то кроме этого вот домишки ничего не было, и она подумала, что никого лучше уже и не будет. Да ещё и все, кто только мог, её подталкивали – мол, и Валерьян станет семейным человеком, и пить будет меньше, и ей уже пора.
– Пора – это, простите, сколько лет-то ей было?
– Шестнадцать, - пожала плечами Дуня.
Тьфу. Ладно, надо спасать девку, обеих – и мать, и дочь.
– Слушай, а чем она болеет? Явно ж нездорова.
– Валерьяном она болеет, - воздохнула Дуня. – Такие как присосутся, так хуже всякой болезни. Присосутся и тянут жилы, и силу жизненную тоже.
Ну, это я представляла хорошо – горькие пьяницы в семье случались. И у подружек пьющие мужья – тоже. Вроде сначала были хорошие, годные, а со временем портились.