Я спас СССР! том 2
Шрифт:
– Так вроде бы сессия закончилась?
– Закончилась – согласно кивает Света – Но завтра в МГУ приедет Генсек ООН, мама просила глянуть, как идет подготовка к визиту и узнать, что еще не сделано.
Генсек ООН?! Это серьезно… Делаю легкое усилие, пытаясь вспомнить, кто у нас сейчас занимает этот ответственный пост. Выходит, что уже два года у руля ООН стоит нейтральная фигура – бирманец У Тан. Авторитетный политик, ярый противник апартеида и набирающей обороты войны во Вьетнаме, человек, очень много сделавший для Движения Неприсоединения. В принципе,
– Русин, ты меня слушаешь? – нетерпеливо прерывает мои размышления Светлана.
– Прости, задумался. Интересно было бы взглянуть на Генсека ООН, какой он?
– Хочешь, устрою?
Угу… А глаза-то у девушки такие честные, честные… И чем в этот раз мне придется заплатить за ее помощь? В прошлый, помнится, все обернулось добровольно-принудительным походом в музей Васнецова. Считай, что отделался тогда легким испугом и строгим выговором от Фурцевой-старшей.
– Даже не знаю… пожалуй, что нет. Дел много, мы на следующей неделе уезжаем с друзьями на юг, надо готовиться к поездке.
– Дикарями едете? – с легкой завистью интересуется младшая Фурцева.
– Дикарями. Недели на три – на четыре.
– Везет вам! А я до конца лета на даче буду сидеть… – тянет так, мечтательно.
Родненькая, куда ж тебе с таким маленьким ребенком и неразведенным мужем на юг? Теперь не раньше, чем года через два.
Светлана замолкает, словно набирается духу, чтобы продолжить разговор, и я заранее напрягаюсь.
– Леш… мама вообще-то хотела лично перед тобой извиниться, поэтому приглашает тебя к нам в гости в эту субботу.
Ну, вот мы, наконец, и добрались до самого главного. В гости, значит… То был я голодранцем и сволочью расчетливой, а теперь вдруг удостоен высокой чести переступить порог их дома. Как быстро все меняется. Искушение пойти туда, конечно, велико – очень хочется взглянуть в глаза Екатерины Алексеевны и вообще любопытно посмотреть, как она будет изворачиваться и извиняться передо мной. Да, и вопросы с московскими театрами можно было бы решить мгновенно. Но уступить ей сейчас – себя не уважать. Надо выждать, проявить характер. Больше уважать будут. Да, и отмазка у меня отличная на эту субботу.
– Чего ты молчишь? Не хочешь ее видеть?
– Почему? Рано или поздно нам все равно придется встретиться с твоей мамой. Она же курирует Союз Писателей, куда я вхожу. Но если честно, то да – хотелось бы по возможности оттянуть этот момент.
– Обиделся, да?
– А как ты сама думаешь? Но я не хочу все обсуждать по второму кругу, мы с тобой уже все прояснили в прошлый раз. А в эту субботу я и, правда, не могу – меня ждут в Звездном городке, я обещал Гагарину приехать.
– Ой, ты к Гагарину едешь??
Все. Из машины теперь не выгонишь. Я смотрю грозно на Светлану, молчу. Понимает все с полуслова,
– Может, тогда в воскресенье? На обед? – не оставляет попытки эта настырная дочь своей настырной матери.
– Нет, прости, Светик, но нам же в понедельник уже выезжать на юг, собраться надо, то, се… Так что в этот раз точно никак не получится.
– А после юга?
Так. Кажется, меня измором решили взять. Доконать, так сказать, морально. И я уже начинаю тихо сатанеть от чужой бесцеремонности. Демонстративно смотрю на часы.
– Светлана Петровна! Ты знаешь, что будет через час, а завтра? А что будет через неделю? А что с нами со всеми случится через месяц?
– Леш, ты просто пообещай, что придешь к нам в гости, и все.
– Ну, как я могу давать тебе такие опрометчивые обещания? Как?! Все, извини, но мне нужно бежать, меня уже заждались.
– Кто?
А-А-А….!
– Свет, …вообще-то тебя мои личные дела не касаются. Но в первый и последний раз я отвечу. В виде исключения. Меня ждет друг, с которым мы должны сдать нашу вторую машину в ремонт. Чтобы в понедельник рано утром спокойно поехать на ней на юг.
– Так вы едете сразу на двух машинах? А сколько человек вас едет, и где остановитесь?
Я тяжело вздыхаю и выбираюсь из машины. С этими дамами Фурцевыми нужно иметь железные нервы. Пора свести наше общение к минимуму. Обхожу Волгу и открываю пассажирскую дверь, вежливо подаю Светлане руку.
– Леш, ну мы же друзья…
– Друзья. Но я не обсуждаю с друзьями проблемы других своих друзей. Понимаешь? Все, прости Свет, мне правда, нужно бежать, я уже опаздываю!
Посылаю ей на ходу воздушный поцелуй и срываюсь на быстрый шаг, оставляя за спиной недовольную девушку. До сентября времени еще навалом, а там будем действовать по обстоятельствам.
Посылаю ей на ходу воздушный поцелуй и срываюсь на быстрый шаг, оставляя за спиной недовольную девушку. До сентября времени еще навалом, а там будем действовать по обстоятельствам. Взбегаю по лестнице центрального входа, толкаю перед собой тяжелую дверь. Кажется, оторвался…
– А ну-ка стой!
Я с обреченным вздохом торможу. Оборачиваюсь. Ко мне идет, прихрамывая, секретарь парткома Универа – Солодовников. Массивный, пожилой мужик с орденскими планками на пиджаке. Фронтовик.
– Михаил Васильевич, здравствуйте – обреченно приветствую я его.
– Что за ерунда, Русин?! Почему тебя с собаками разыскивать нужно? А ну, пошли за мной.
Секретарь парткома резко разворачивается, хромает к лифтам. Я вздыхаю, иду следом. Вот не нужно было приезжать в общагу. Явно не мой день.
Молча, поднимаемся на 9-й административный этаж. Здесь, как и в первый мой визит, царит покой и порядок, в приемной ректора – пусто.
– Иван Георгиевич, поймал – Солодовников заходит в кабинет, жмет руку «шарпею» Петровскому. Тот поднимает очки на лоб, хмуро разглядывает меня. Оторвали занятого человека – вон как в документах закопался.