Я спас СССР! том 2
Шрифт:
– Садись Русин – мне кивают на кресло рядом с рабочим столом – Михаил Васильевич, ты тоже.
– Плохо начинаешь, Алексей – ректор копается в бумагах, достает белую папку с гербом СССР – В партию еще не вступил, а из ЦК уже дисциплинарную комиссию по тебе требуют собрать.
Папка перекочевывает в руки Солодовникова, он там что-то разглядывает. Потом отдает мне. Внутри вырезка из английской газеты «Evening Standard», в центре которой заверстано мое улыбающееся лицо. К интервью скрепкой заботливо прикреплен перевод на русский. Кроме того, в папке лежит официальная «телега» из отдела идеологии ЦК с требованием разобраться и покарать ослушника. То есть меня. Низзя без согласования со старшими товарищами давать интервью
Углубляюсь в чтение интервью, краем глаза следя за Петровским и Солодковым. Мужики хоть и хмурятся, но ожесточения на их лицах не вижу. Может, пронесет?
Материал подан Глорией вполне корректно. Рассказывает про новую поросль советских литераторов и поэтов в моем лице. Упоминает историю «Города», делает реверанс полякам, для которых эта история должна стать большим открытием. Завершает интервью большой «подвал» собственных рассуждений Стюарт о поднимающем голову фашизме в Европе, отголоски которого есть и в СССР (вспоминает «дело предателей» и Семичастного). Да… написано сильно. Но если бы не упоминание в статье экс-председателя КГБ, то дело не стоило бы и выеденного яйца. А теперь все снова закрутится. На больную точку властям надавили. Интересно, Хрущев уже в курсе? Или ему сейчас не до этого?
– Осознал? – Солодовников барабанит пальцами по столу.
– Там – Петровский указывает пальцем в потолок – требуют твоей крови. Чтобы другим неповадно было.
Мы молчим. Я рассматриваю документы, мужчины переглядываются.
– Читали «Город» в Новом мире – ректор кряхтя, расстёгивает пиджак – Молодец, сильно.
– От всех фронтовиков тебе благодарность! – секретарь парткома забирает папку из моих рук.
– А там наверху – я тоже киваю на потолок – Все требуют моей крови, или только один Суслов?
– В том-то и дело, что не все… – Петровский жестом фокусника извлекает из вороха бумаг другой лист – Михаил Васильевич, ты этого тоже еще не видел.
Я успеваю заметить на документе «шапку» Министерства культуры. Ага. Вот и Фурцева нарисовалась. Все, дело – труба. Екатерина Алексеевна, конечно, не простила мне хлопанья дверями в ее кабинете.
Солодовников, улыбаясь в усы, читает бумагу. Я терпеливо жду. Наконец, документ переходит ко мне. Вчитываюсь.
Все! Женюсь на Светке! Фурцева-старшая, умничка, на сложном бюрократическом языке объясняет всем, что, во-первых: ничего крамольного я не совершил. Советским гражданам не запрещено давать интервью зарубежным газетам. И к самому содержанию моего интервью Минкульт претензий не имеет. Во-вторых, это интервью иностранной журналистке мне рекомендовал дать член правления Союза писателей тов. Шолохов М.А. В-третьих, на момент встречи с журналисткой сам я еще не состоял ни в партии, ни в Союзе писателей. А значит, партийные и писательские нормы поведения на меня не распространяются.
Угу. Обращайтесь со всеми претензиями в комитет комсомола. Я мысленно морщусь. Там сейчас рулит обиженная на меня Оля Пылесос.
– Формально, ты кандидат в члены партии – поясняет Петровский – Так что дисциплинарную комиссию мы все-таки соберем. Но парень ты правильный, интервью нормальное, я бы даже сказал патриотическое. Поэтому…
Ректор посмотрел на парторга. Тот кивнул.
– Поэтому отпишемся. Собрались, рассмотрели, ничего не нашли. Приложим к ответу копию бумаги из Министерства культуры.
– А мне что делать? – я как-то даже опешил от той скорости, с которой «деды» меня вытащили из задницы.
– Отдыхать, набираться сил перед новым учебным годом – пожал плечами ректор – Практика в Известиях у тебя как?
– Да все вроде хорошо – промямлил я.
– У Аджубея в больнице был? – подмигнул мне Солодовников.
Знают! Интересно все или частично? И
– Не пускают! – Развожу я руками.
– Сходи к нему, теперь уже пускают – ректор собрал все документы в папку – И Русин! Будь осторожен. Очень многие теперь тебе захотят поставить подножку.
Ошарашенный происходящим, я попрощался, вышел в приемную. Посмотрел на часы. Успеваю еще к Аджубею? Кремлевская больница – в Кунцево, это максимум полчаса езды. Успеваю.
Приходится признать, что мое решение самостоятельно добраться до Звездного городка на Волге оказалось самонадеянным шагом. А ведь дежурный офицер, позвонивший в общагу, предлагал прислать за мной машину. И когда я гордо заявил, что приеду на своей, он даже попытался объяснить мне, где нужно будет повернуть со Щелковского шоссе. Но Леша Русин же умный, он и сам все знает! Вспомнил указатель «Звездный» из прошлой жизни и решил, что добраться туда не составит никакого труда. Ехать-то недалеко, где там особо плутать? Наивный… Кто же знал, что на деле найти поселок космонавтов окажется не так просто, и живут они пока совсем в другом месте.
Начнем с того, что с указателями на дорогах сейчас вообще плохо, а учитывая повышенную секретность всех объектов, примыкающих к военному аэродрому Чкаловский и к Центру подготовки космонавтов, в частности, там их практически нет. Еду по узкой полосе Щелковского шоссе, окруженной лесом, и с удивлением понимаю, что многих привычных мне ориентиров на нем просто еще не существует. О! Вот указатель на Медвежьи озера. Снова лес… Но я уверенно еду дальше, не снижая скорости, зная, что мимо памятника Покорителям неба уж точно не проскочу. Угу… И вот уже впереди железнодорожный переезд показался, а Сушки-то на постаменте нет и в помине! Делаю легкий прокол – узнаю, что этот памятник только в 80-м году установят. Вот балда…
Чертыхаясь, сверяюсь с картой, вызванной в голове Словом. Бегло копаюсь в памяти насчет информации по Звездному городку. Главный сюрприз – официально даже еще такого названия нет – «Звездный», и сам всемирно известный городок космонавтов пока в стадии строительства. Там только недавно первые дома начали возводить. А что же есть? Есть ЦПК – Центр подготовки космонавтов и есть обычный жилой поселок для космонавтов неподалеку от аэродрома Чкаловский, с немудреным названием Зеленый. Причем Зеленых поселков здесь целых два – один еще до войны был построен для военных летчиков, когда сюда с Ходынки перебазировался полк Валерия Чкалова. А вот второй – чуть подальше – уже находится в введенье ЦПК, тут-то и живут сейчас наши космонавты. Этот поселок потом переименуют в Щелково-3. Мне нужно туда.
Закладываю поворот на пустынном шоссе. На заднем сиденье машины жалобно тренькнула гитара, стукнувшись грифом о мягкую обшивку двери. Покосившись на нее, ощущаю легкий мандраж словно перед трудным экзаменом. Эта подруга семиструнная была позаимствована мною в безвозмездное пользование у одного из соседей по общаге сразу после моего возвращения от Аджубея.
Прорваться в больницу к «главному зятю страны» оказалось нелегко – в список посетителей фамилия Русин, конечно, внесена не была. Выручила, как всегда, хрущевская индульгенция – Аджубею позвонили с поста, и меня пропустили без разговоров. Выглядел главред «Известий» неважно, хоть и уверял, что идет на поправку. Но его бледный, нездоровый вид говорил о том, что до окончательной «поправки» ему еще ой, как далеко. Проговорили мы с ним недолго – врачи постоянно напоминали «пора мой друг, пора» и в основном на отвлеченные темы – понятно, что в таком месте у стен могут быть о-очень больше уши. Но договорились обязательно встретиться в редакции после моего возвращения в Москву и его выписки из больницы. На прощанье Аджубей крепко пожал руку, и его тихое «спасибо» было искренним.