Я тебя не отпускал
Шрифт:
— А он мне угрожал… — жалобно шепчет она, видимо всё считая по моему взгляду. — Угрожал… А Марку же всё равно операцию уже сделали. А же всё подписала, что Демид привёз, — подобострастно.
— Чем же?
— Что? — облизывает алые потрескавшиеся губы.
— Чем угрожал?
— Больницей угрожал… психиатрической.
— Ты у меня, Наталья, сейчас сама в психиатрическую слёзно проситься будешь. Потому что я тебе такого роскошного варианта не предложу!
— За что?! — заламывает руки.
— За
Мы останавливаемся у нотариуса, с которым работает Демид. Там ждет меня Регина.
— Один шанс тебе даю. Подпишешь всё, отпущу. Ну а нет… — сглатываю я. — Увезёт тебя моя охрана завтра же в чудесное место — Теберка. Кладбище китов, кораблей и жизни. Самый север Карелии за полярным кругом! Там триста жителей, двести — бабки, сто — алкаши. Десять месяцев в году — минусовая. Работы нет, больницы нет, школы нет, в единственном магазине — хлеб и туалетная бумага. Увезут без документов и денег. В драной курточке и валенках. Выбраться оттуда ты не сможешь. Будешь давать всем за еду и водку. Сопьёшься. И права на опеку мне будет делить не с кем. И бумажки для Родиона тоже будет выписывать некому. Поняла мою мысль?
Не дожидаясь ответа от зависшей Натальи, я грозно командую.
— За мной!
В нотариальной конторе Наталье подсовывают бумаги об отказе от родительских прав. Мы этого не планировали. Думали, вразумится, поймёт, что ребёнку лучше. Но нет, так нет.
Всё подписи поставлены, я расплачиваюсь с нотариусом.
Забираю предварительно оформленные бумаги на временное опекунство. Выходим из конторы. Протягиваю Наталье билет в ее родной город.
— Уезжай от греха.
— Злая ты стала, — делает глоток из бутылочки Наталья. — У Черкасовых добрые не выживают.
— У Черкасовых слабые не выживают, — бросаю я.
Сажусь в машину.
Вот так!
Глава 41. Казнить, миловать и отправлять на войну
Нина Андриановна откладывает в сторону газету.
— Это невозможно стало читать, — сетует она.
Варюша тут же стаскивает эту газету. Закатывает в неё Арса. Тот, мурлыкая, рвёт край зубами. Тряся головой выплёвывает прилипшие к языку кусочки бумаги.
— Только коту и годны эти газеты.
— Может, Вам новости включить?
— Включи мне лучше музыку.
Мы принесли в гостиную старый проигрыватель с пластинками. И теперь вечерами слушаем на нём романсы или сказки.
Притушиваю свет.
— Как дела у Марка?
— На первый взгляд — лучше. Внутричерепное давление в норме. Глазки ожили. Смотрит…
— Наталья приезжает?
— Нет, — поджимаю губы. — Я ей запретила. Она подписала отказ от родительских прав.
— Была такая необходимость? — поправляет очки Нина Андриановна.
— Это
— Тогда — правильно. Будь всегда решительной и не щади тех, кто слишком щадит себя сам. С тех пор, как у женщины появляются, дети, принцесской ей быть больше нельзя. Только королевой! Казнить, миловать, отправлять войска на войну, если потребуется.
— Это так, Вы как всегда правы Нина Андриановна. Но хотелось бы без войн.
— А без войн, всё отнимут, Золотая девочка. Надо показывать зубы, чтобы боялись.
Надо. Без этого не выходит.
Включаю музыку, смотрю в окно. Где же они? В груди долбится тревога. Губы шевелятся, подпевая:
«Умирал за меня, я не звала.
Сердце выковыривал из груди.
Ты теперь можешь спокойно спать.
Ты теперь весь внутри».
Возвращайся!
Зажигаю изящный фонарик на окне.
У нас так в Карелии «торопят» тех, кто задерживается.
— Как же удачно женился мой старший внук. Этот склеп снова превращается в дом.
Тревожно брожу по гостиной. Сержусь, что не звонит, только пишет.
Морщусь от резкого приторного запаха. Отыскиваю глазами Варюшу.
— Варя! — подбегаю к ней, отбирая флакон с эфирным маслом. — Нельзя это трогать. Шкодина…
Нажимаю на любопытный нос. Ставлю флакон повыше. Но запах, который ещё пару недель назад казался мне приятным, теперь вызывает раздражение и отвращение. Вытаскиваю из флакона деревянные палочки, выкидываю их в окно. Закручиваю плотнее, убираю в старинный секретер.
— Мальчишку родишь, — задумчиво смотрит Нина Андриановна на мой плоский живот. — Хорошо.
Тест я не делала ещё. Но все признаки «на лицо».
— Мужчины не звонили?
— Едут, Нина Андриановна.
— «Наши» победили?
— Живы, здоровы — это уже победа! — поднимая Варю на руки вальсирую с ней. — А деталей Демид по телефону не рассказывал.
Телефон пиликает. Поспешно хватаю его.
«Встречай!»
— Приехали!
Бегу в прихожую мимо кухни.
— Можно накрывать, — бросаю прислуге.
Накидываю на плечи шубку и выхожу на крыльцо, сбегаю вниз по ступенькам. Попадаю сразу же в объятия мужа. Закрывая глаза, растворяюсь в его запахе, запахе дыма, и… пороха. Отстраняюсь заглядывая с тревогой в его глаза. Так от отца пахло после охоты.
— Ты стрелял.
Оглядываюсь, отыскивая глазами Тихона. В порядке. Взгляд немного тревожный, но нагловатый. Будто нашкодил. И ждёт, что ругать будут, а он не собирается каяться.
— Не в людей, — разворачивает обратно моё лицо Демид.