Я тебя не отпускал
Шрифт:
И надо бы подчистить. Но ни Злате, ни Тихону уже не надо про это знать и участвовать в этом. Они получили свою вендетту. Марать их руки в крови не буду.
Набираю Волкова.
— Привет, Зак.
— Добрый, день.
— Какие новости… с эвтаназией?
— Подарки переданы. Как только будут какие-то новости, я сразу сообщу.
Обоим братьям передали по «дорогому подарку» — шприц, заряженный смертельной дозой чистого кэга. Уйти легко… Мой засланный казачок сообщил, что братья изредка балуются. При том стремительном полёте
Уверен, что первый сорвётся Армаш. На фоне потери конечности. В тюремном госпитале всё плохо с обезболивающими.
А Касим чуть позже, как только осознаёт масштаб трагедии и поймёт, что остался один на один со своим долгом и грозящим сроком.
Если будет нужно, я ему подарю ещё один, чуть позже. И буду дарить систематически, пока он не сломается.
Брату я такой подарок не сделаю, для него у меня другой. И более щадящий и более жестокий, одновременно.
Параллельно — звонок. Анна Гавриловна. Та самая женщина, которая убирается в офисах отца. Которой я как-то помог деньгами, когда её дочь попала в аварию. А вот Родион ей отказал…
И недавно я нашёл её, попросил об одной услуге — побыть моим человеком на территории брата. Она не отказала.
— Слушаю!
— Демид Альбертович, — смущается она. — Я не знаю, важно ли это…
— Всё важно.
— Я мою в офисе Родиона Альбертовича. Здесь документы на столе. Загран паспорт, билеты, и ещё много каких-то на английском, я не понимаю, что там написано.
— А билеты куда?
— Дубай.
— Дубай… — задумчиво повторяю я.
Решил оторваться, братишка, на деньги убитого отца?
Затеял эту экспертизу ребёнка… Зачем?
Добиться права на встречи и увезти Варю в Дубай, который не выдаёт ни преступников, ни украденных детей другим странам? Ничего у тебя не получится. Я никого не отпускаю!
Совсем ты стал болезный, брат мой. Я тебя вылечу…
— Демид Альбертович?..
— Ах, да. Берите-ка, Анна Гавриловна все эти документы, что лежат на столе вместе с паспортом и билетами. И поезжайте ко мне прямо сейчас. Машина будет Вас ждать.
— Но как же…
— А Вы ни о чем не беспокойтесь. Возьмете дочь и поедете в санаторий подлечиться за мой счет, пока я здесь порядок наведу. Вернетесь, будете спокойно работать дальше, но уже на меня.
Скидываю вызов, отдаю распоряжение охране по поводу Анны Гавриловны.
Злата подходит, обнимает меня сзади.
— А хочешь, я сама тебе что-нибудь приготовлю? И массаж сделаю.
— Хочу… — закрываю глаза. — Лосось в сливках. Как тогда готовила. Когда в гости пригласила.
— Боже! Только не рыбу, — морщится она, сглатывая словно тошнит.
— Ты же любишь рыбу!
— Что угодно, кроме рыбы!
— Ладно, пирог тогда.
— С грибами?
— Да.
Несколько раз целую в опухшие губки, съедая
— Ты как себя чувствуешь?
— Нормально, а что?
— Да так… — веду пальцем по лицу. — Щеки впали. Кушай лучше, переживай меньше. Всё идёт по плану, детка.
— Ну, я пошла.
— Куда?
— Грибы собирать! — улыбаясь, закатывает глаза.
Смеясь отпускаю.
Грибы… Грибы… Кстати, да! Грибы то нам и помогут. Угостим Родиона грибами!
Глава 44. Последний аккорд
Плавая на границе сна, чувствую, как Злата садится на меня верхом. Ммм… Это что-то новенькое! Не двигаюсь, боясь спугнуть её инициативы.
Но полностью не двигаться невозможно. Член тут же дёргается от толчка крови и оказывается зажат в маленькой ладони. Не сдержавшись, громко втягиваю воздух сквозь зубы. Секс — это всё ещё деликатес для меня, я не насытился. И всё время хочу…
Чуть приоткрываю ресницы, наблюдая, как она прижимает член к своему животу. Взгляд скользит выше. Грудь — просто мечта! Большая, налитая, высокая… Клацаю зубами, представляя, как вопьюсь в неё.
Чуть меняет позу, потеревшись об основание члена. Жмурится от ощущений…
Волосы с плеча падают вперёд, щекоча меня по животу. Ещё длиннее стали. Открываю глаза, чтобы полноценно сожрать эту роскошную картинку. В ней что-то неуловимо поменялось. Какие-то нотки, акценты, детальки… Я не могу уловить что.
Её пальчик рисует, обводя головку по основанию. Я учил её так…
Задумчиво хмурясь, кусает губу и не торопится с более решительными действиями. Разглядывает. Чувствую, какая она мокрая и очень горячая в месте нашего касания.
— Ну… — шепчу я.
— Никак не могу понять, как он во мне помещается.
Улыбаясь, дёргаю бёдрами, пытаясь получить чуть больше давления.
— Это волшебство, детка!
Пытается слезть с меня, но я ловлю за бёдра, не позволяя.
— Куда?.. Сегодня волшебница ты.
Смущается до сих пор… Я жадно хаваю каждую эмоцию, боясь моргнуть и пропустить малейшую деталь.
Ресницы её порхают как бабочки, тёмные, налитые губы подрагивают. Моя девочка распробовала удовольствия. И такая вкусная в последние дни, что я не могу думать ни о чем другом.
Грудь распирает от чувств и эйфории!
Направляет меня внутрь.
— Да…
Тону в обжигающей тесноте. Мы стонем, захлёбываясь в неге.
Давя на поясницу, подсказываю более удобную позу для движения. И даже несколько минут терпеливо позволяю ей неспешно скользить, наблюдая за тем, как аппетитно покачивается грудь.
Но гормоны шкалят с утра и требуют выпустить инстинкты.
Сжимая упругие полусферы, впиваюсь в маленькие твёрдые сосочки, чувствуя вкус её кожи и немного — сладкого молока. Ощущений столько, что ничего особенного не хочется. Только концентрироваться на чувстве накатывающего взрыва в груди.