Я тебя (не) прощу
Шрифт:
Все это было слишком. Слишком много мыслей, слишком много тяжести, слишком много проблем на меня одну. За что?.. Я ведь так спокойно жила до этой встречи…
Передо мной оказалась дымящаяся чашка чая. Заботливая рука легла на спину, утешающе погладила.
— Знаю, что сейчас тебе тяжело, девонька, — произнесла та, что меня спасла. — Знаю… но поверь мне — не узнав всего, ты бы все равно не сумела спокойно жить. Чем раньше вскроешь гноящуюся рану — тем раньше она заживет.
— Заживет, — повторила я эхом.
Заживет ли?.. Хотелось
Да, мне пришлось тяжело. Порой — настолько невыносимо, что беззвучно кричала ночами в подушку. Но если бы не было Леси, ради которой все преодолевала день за днем — я, вполне возможно, вообще бы не выжила.
— Ложитесь спать, Галина Ивановна, — сказала я тихо, утыкаясь лицом в кружку с чаем в поисках покоя и забвения. — Я тоже скоро пойду.
Она немного помедлила, но в итоге все же послушалась. Тихо скрипнула дверь, затихли ее усталые, чуть шаркающие шаги…
А потом дверь вновь распахнулась и я машинально вскинула голову, ожидая, что это Галина Ивановна за чем-то вернулась…
Но на пороге кухни стояла Леська. Смотрела на меня этими темными богдановскими глазами, чуть расширившимися от тревоги, которой было охвачено ее личико…
— Ты чего не спишь? — заставила я себя улыбнуться дочери из последних сил.
Она прошлепала ко мне босыми ногами, остановилась напротив и поразительно проницательно спросила:
— Мамочка, тебе плохо?
Я снова попыталась улыбнуться, чтобы успокоить дочь, но улыбка получилась дрожащей. И тогда она подалась ко мне и крепко обняла. Губы и подбородок у меня предательски задрожали, когда Леся сказала:
— Мамочка, не грусти, я тебя люблю.
Я прижала ее к себе крепче и шепнула:
— Я не грущу, солнышко. Уже не грущу…
Башка гудела так сильно, словно в нее кто-то долго и упорно бил, как в чугунный колокол.
Арсений вошел в квартиру, машинально захлопнув дверь. На автомате прошлепал к креслу и в полном изнеможении упал в него, сжав руками усталую голову.
Нужно было о многом подумать, но он сейчас способен был лишь бессмысленным взглядом скользить по хорошо знакомым предметам, концентрируясь на ненужных деталях и пытаться дышать, чтобы успокоить боль, мечущуюся по грудной клетке.
Хотя имел ли он вообще право на эту боль? Что такое его чувства в сравнении с тем, что пережила из-за него Аврора? Жалкая вспышка. Он страдал, горел, будто в адском пожарище, но не заслужил даже этого.
Наверно, после ее побега из ресторана он впервые за все это время ясно осознал — пути назад нет. Ава не простит. Он и сам себя никогда не сумеет простить за каждый миг, когда ей было плохо, а его рядом не было. И не просто не было — он один был причиной того, как она страдала.
Но как бы ни был виноват, как
Но для того, чтобы получить еще один шанс, нужно было что-то делать. Не сидеть и киснуть, а решительно действовать. И он знал как минимум две вещи, которые просто обязан был выполнить.
Нет, даже три.
За всеми этими событиями он ведь практически забыл про свою невесту. Да, они поставили все на паузу, но теперь стоило дать ей ясно понять — ничего не будет в принципе. Он пытался себя обмануть, но едва случилась эта встреча с бывшей женой… Вообще-то, Арсений не верил в подобные глупости, но сейчас это совпадение казалось ему знаком свыше.
И, узнав все, что случилось много лет назад, он не собирался лгать ни себе, ни другим — жениться на Насте он не может. Да и после того, что Арсений намеревался вскоре сделать, она и сама за него ни за что не пойдет.
Он усмехнулся последней мысли и, заставив себя подняться с кресла, кое-как добрел до кровати и мгновенно отключился, так и не раздевшись.
На следующий день его разбудил звонок.
Звонили в дверь — настойчиво и упорно, и он, недовольно выругавшись, поднялся на ноги и как был — растрепанный и помятый — отправился открывать.
На пороге стояла Настя. Встревоженная, взлохмаченная… злая?
Едва он отворил, как она замахнулась и с удивительной для ее довольно хрупкой комплекции силой вмазала ему по лицу.
Арсений даже не дернулся. Стерпел, крепко стиснув челюсти. Все, что себе позволил — это прокомментировать ледяным тоном:
— Сделаешь такое еще раз — и можешь забыть о том, что мы вообще знакомы.
Она широко распахнула глаза, услышав его пробирающий до костей тон. Тело ее затряслось и она жалобно всхлипнула, закрыв лицо руками. Но это породило в нем лишь усталое раздражение.
— За что ты со мной так?! — простонала она, шмыгнув носом. — Ты буквально исчез из моей жизни — не появляешься сам, не отвечаешь на мои звонки! Я волновалась, пыталась тебя найти, даже твою маму подняла на уши…
Только теперь он заметил, что за спиной Насти был еще один человек.
— Мама, — выдохнул он удивленно, подаваясь к ней.
Она стояла перед ним — тихая и терпеливая, как всегда. Стояла, тяжело опираясь на старую клюку, с которой никак не хотела расставаться, хотя он миллион раз предлагал ее заменить на новую трость. Стояла и просто ждала, без единого слова жалобы и укора.
— Мама, пойдем, — скомандовал Арсений, беря ее под руку и проводя в квартиру.
Краем уха уловил, как Настя зашла следом, хотя ее он никуда не приглашал. Более того — намерен был отчитать за то, что вообще посмела потревожить его мать.