Я тебя придумала
Шрифт:
Теперь я, чувствуя каждую травинку, песчинку и капельку воды, понимала это.
Знаете ли вы, как тяжело — держать на себе небесный свод?..
Не знаете? Вот и хорошо.
Боль едва не размазала меня по земле, как масло по бутерброду. Её было слишком много, и она была нечеловеческой. А потом вдруг начала стихать.
Почему, я осознала не сразу. Пока не почувствовала щемящую нежность в сердце и сладость на губах.
Вейн целовал меня, и этим поцелуем забирал себе всю боль — как тогда, однажды ночью, когда я вспомнила свой старый
Постепенно я переставала чувствовать Эрамир. Остался только поцелуй — ласковый, утешающий, нежный.
А когда он закончился, я улыбнулась, заглядывая в ласковые глаза Вейна.
— Другого способа забрать боль не существует?
— Существует, — он лукаво наклонил голову. — Просто мне хотелось это сделать.
Я рассмеялась.
.
Тогда мне казалось, что я понимаю всё, но истинное понимание того, зачем всё-таки Вейн показал мне истинную разницу между демиургом и Богом, пришло позже.
А в тот момент мы чуть не подпрыгнули, услышав вдруг тихий голос Ленни неподалёку:
— Мне лучше уйти?
Она смущённо улыбалась, стоя от нас шагах в пяти-шести.
Мы ответили одновременно:
— Нет, конечно!
Хранитель помог мне подняться с земли, а потом подошёл к Ленни и крепко обнял девочку.
— Как ты? — я так и не поняла, сказал ли он это вслух.
— Терпимо, — прошептала Ленни, отстраняясь, и улыбнулась, глядя на меня. — Ты, наверное, ещё не всё успел рассказать Линн?
Вейн кивнул и развёл руками. Ленни, рассмеявшись, села на землю, как я чуть ранее, и поинтересовалась:
— И на чём вы остановились?
В тот момент, глядя на неё, я вдруг вспомнила, что давно хотела спросить. То, что не давало мне покоя долгое время. То, чего я не понимала с самого начала. То, чему объяснения пока не дал даже Вейн.
— Почему я чувствую тебя, Ленни? — спросила я, садясь рядом с девочкой на траву. — Я понимаю, почему ощущаю Рыма и Вейна, но тебя… И твоя магия — она ведь действует на меня, хотя по идее не должна, разве не так?
— Не так, — покачала головой Ленни, улыбаясь, а потом вопросительно посмотрела на Хранителя. — Вейн?..
Он тоже сел на землю, и теперь мы образовывали равнобедренный треугольник.
— Это ещё одна моя ошибка? — усмехнулась я, стараясь не показать свой страх перед ответом Хранителя. Но Вейн, к моему облегчению, покачал головой. Правда, то, что он ответил сразу после этого, повергло меня в абсолютный шок.
— Дело в том, Линн, что каждый демиург, создавая мир, вкладывает в него частицу собственной души. Без этого никак — не зря у вас говорят, что, мол, сделано с душой. Только то, в чём есть частица души, может по-настоящему ожить. И эта частица обычно находится в одном из обитателей созданного мира, наиболее близкого по духу, или характеру, демиургу. Мы, Хранители, называем таких обитателей Отражениями. Ленни — твоё Отражение. Или, если хочешь, твоя Тень. У Эдигора, кстати, тоже есть такое Отражение — это Луламэй, его сестра.
Когда я, некрасиво раскрыв рот, посмотрела на Ленни, то увидела, что она улыбается. Легко, непринуждённо, ласково.
— Ты знала?
— Да, — кивнула девочка.
— Давно?
— Вейн рассказал мне это через… наверное, неделю после нашей первой встречи.
— Я сразу узнал её. — Хранитель сжал ладошку Ленни в своей руке, и я заметила, что она с радостью ответила на это рукопожатие. — Я не мог не увидеть частицу твоей души. Обычно Хранители не знают, где именно находится часть души их демиурга, но мне повезло. Я встретил Ленни.
— Что же это получается, — я вздохнула. — Если в каждое творение демиург должен вложить капельку души, он же через некоторое время вообще бездушным останется.
Вейн и Ленни так громко рассмеялись, что я смутилась.
— Ну что ты, — отсмеявшись, ответила девочка. — Это невозможно. Душа не яблоко, её нельзя разрезать на кусочки и поделить между мирами. И от того, что ты создала Эрамир, её у тебя меньше не стало. Даже наоборот. Это… как любовь, Линн. Чем сильнее любишь, тем больше становится твоя душа.
Я смотрела в её глаза и думала о том, что Вейн, всё-таки, не сказал мне всего насчёт Ленни. Пощадил, наверное. Девочка не виновата в том, что я когда-то так себя ненавидела. А я лишила права на нормальную, счастливую жизнь и её, и себя. Причём Ленни можно назвать проклятой дважды. Её собственной матерью, подарившей девочке проклятье Тени, и мной, когда я запихнула в бедняжку частицу собственной души, которую столь ненавидела.
— Линн… — прошептала Ленни, прикоснувшись кончиками пальцев к моей руке. — Не нужно. Ты не хотела, чтобы так получилось — мне этого вполне достаточно, поверь.
Я вздохнула.
Что я могла сказать?
Я действительно виновата перед ней больше, чем даже перед Олегом. Потому что я не имела никакого права перекладывать чувства, которые испытывала к себе, на другого человека. Совершенно не виновного в том, что со мной случилось десять лет назад.
— Амулет, — я вытащила из-за ворота платья тот кристалл на цепочке, который дала мне Ленни накануне, — мне нужно вернуть его тебе?
Хранитель и Тень переглянулись.
— Нет, — ответила Ленни. — Пока не стоит. Вернёшь завтра. А сейчас пусть лучше побудет у тебя.
— И всё-таки — что он делает?
— Ничего, — ответили они хором, рассмеявшись.
Увидев, что я надулась, Вейн поспешил объяснить:
— Это амулет Жизни, Линн. Ты писала о таком в своей книге, неужели не помнишь?
Я охнула. Ну конечно, как я могла забыть! Это же типичный для амулета Жизни кристалл. В нём действительно нет ничего особенного — близкие люди (и не-люди, конечно) делают такие амулеты друг другу для того, чтобы знать, жив тот, кто тебе дорог, или нет. Если нет, кристалл просто погаснет.