Я твой ужас и страх
Шрифт:
— Ух, нечистая сила! — пробормотала одна из многочисленных старушек. Кто-то предпочел перейти в другой вагон.
Валерия только устало зажмурилась, чтобы не глядеть на эту световую какофонию, оставшись наедине с гомоном колес. Стоило ей открыть дверь, как Бугимен злорадно навис над ней:
— И что это за хмырь?
— Тебя бесит, что он похож на Джека Фроста что ли? — с победной улыбкой обернулась Валерия, подыскивая для роз подходящую вазу, соображая, что именно этого предмета в ее новом жилище совершенно не хватает. Ведь цветы ей раньше никто не дарил, разве только
— Нет! — отвернулся собеседник, будто его вовсе не волновал этот вопрос.
— Хмырь как хмырь. Может, скоро будет жить тут, — провоцировала девушка.
— Что? — прошипел Бугимен. — Ты разве забыла? У нас договор! Ты думаешь, так избавиться от меня? Наивный человечишка!
От его восклицания треснула и погасла лампочка, что напугало бы любого, но Валерия не отступалась от своей опасной игры, ей нравилось питаться этим возмущением, точно не он, а она пришли из мира непонятных духов.
— Может, я решила наладить личную жизнь. И надоело мне ночи напролет болтать только с тобой, — откровенно издевалась Валерия, совершенно неприлично поддевая: — Толку-то от тебя?
— Ничего, радуйся-радуйся, пока можешь. Скоро все поглотят кошмары, — только рассмеялся Бугимен, загадочно исчезая. Явно отправился готовить свой злодейский план, а Валерия почти смеялась над ним, поражаясь доверчивости столь долговечного создания. Разве не следовало догадаться, как часто лгут люди, особенно, женщины? Похоже, он и правда принял все за чистую монету.
«Будто я радуюсь», — подумала она, вспоминая учителя географии. И ничего не отозвалось в груди, ничего не дрогнуло, не потеплело. Еще одно постылое знакомство, еще одна бесконечная игра без возможность по-настоящему ожить, отдать кому-то свое настоящее тепло, рассказать искреннее обо всем, что терзало. Здесь же изволь нацепить парадную маску, изображай теперь неизвестно сколько благодушие и кротость, как на рабочем месте. Валерия невольно представила себя обнаженной перед этим парнем, и ее едва не стошнило.
«Смерть от сепсиса куда более болезненна, чем смерть во сне», — вспоминала она странное замечание Бугимена. Она дотрагивалась до своего плеча, где уже давным-давно зажил нарыв, лишь для того, чтобы вспомнить лед от прикосновения ладони.
— У меня… сепсис души, — тихо прошептала она. И просила, чтобы в ту ночь вновь пришел страх, но, кажется, он затаил обиду или же готовил очень злую шутку, примерный сценарий которой Валерия разгадала по его выражению лица, точно у какого-нибудь Локи перед розыгрышем обитателей Асгарда.
И в этой кромешной темноте она вновь тонула, не имея сил заснуть, нарезая и заваривая имбирь, стесав кожу на пальцах острым ножом, который на днях наточил заботливо отец. Вернее, он просто не знал, чем себя отвлечь от очередной ссоры с мамой, потому делал вид, будто пришел помочь дочке.
Валерия слизывала свою кровь, подходя к
«Нет, я сильнее этого», — сжала она зубы, отходя от подоконника. Ей бы радоваться, что хоть кому-то понравилась с таким дурным характером, хотя на людях-то скрывала его мастерски, как повзрослела.
На следующий день она вновь улыбалась после работы, однако все в ней буквально бунтовало, но парень оказался такой ласковый и обходительный, что любая резкость выглядела бы крайне бесстыдно грубо в ее случае. Ей впервые кто-то заинтересовался, а не она нашла кого-то от всепоглощающего отчаяния. Она старательно уговаривала себя, что любит его, хотя ничего не чувствовала. Вроде бы так положено, вроде бы можно себя уговорить и жить, как все.
В этот раз они пошли до кафе, как и договорились. Вскоре Валерия тянула задумчиво через соломинку переслащенный латте, односложно отвечая на несмешные шутки и цитаты из каких-то популярных сериалов. Парень слушал малознакомых ей исполнителей и плохо разбирался в чем-то, кроме своего предмета. Ему нравились походы, еще немного искусство фотографии. В целом, все.
Валерия не представляла, о чем говорить; о себе она даже не ведала, что рассказать. Она как будто не существовала, не запоминала свою жизнь. Внутреннее все паниковало, и она умоляла себя не думать о крае подоконника в качестве вернейшего решения всех жизненных дилемм. А он возникал навязчивой идеей. Латте застревало в горле, казалось, она меньшую оторопь чувствовала в присутствии Короля Кошмаров. Да что там говорить… Она уже привыкла к тому существу, которое не просило, в целом, ничего.
Здесь же все выстраивалось так правильно и чинно, с такими намеками на далеко идущие планы, что вскоре Валерия от каждого слова вздрагивала, представляя, как через пару лет начнет сама кидать телефоны, целясь в голову будущему мужу. А как иначе? Хотя в ее случае по-другому: она на подоконник будет каждый раз вскакивать, усиливая творящийся вокруг бедлам. Дурная она, неправильная, наверное. Вот и не желала других мучить, отгораживалась от них.
Новый ухажер вызвался все-таки проводить ее до дома, однако стоило им выйти из кафе, как в обезлюдившем переулке сгустилась мгла. Фонари, беспорядочно замигав, погасли.
— Что за?.. — пугливо озирался парень, Валерия же не двинулась с места, уже подозревая, что вокруг них происходит. Впрочем, изменить что-то — не в ее силах. Ее же «рыцарь» испуганно вопрошал у сделавшейся непроницаемой темноты:
— Кто здесь?
Он совершенно растерялся, неуверенно двигаясь вперед, точно забыв о спутнице, однако попятился, когда навстречу ему вышли четыре лошади с горящими глазами. Мрак сгущался, напитываясь новыми красками, пенился, точно края латте, и переливался. Привычный страх сковывал Валерию, она спокойно принимала его, как нечто неизбежное. Он не мешал жить, он не сравнивался с той паникой, которую она пережила накануне перед заведомо провальным свиданием.