Я твой ужас и страх
Шрифт:
Дальше — как провалилась…
Проснулась она от ужасного сумбура в голове, сон был очень чуткий и неспокойный, даже не кошмары, которые открывали перед ней свою страну в минуты забвения, а именно бессмысленная смена картинок на фоне отчетливо подкатывавшей к горлу тошноты. Она проснулась от того, что пересохшие губы нестерпимо горели, отодвинула край пледа, которым накануне, кажется, не укрывалась.
Первым, что она увидела, было крайне скептическое выражение лица Короля Кошмаров, который в лучах рассвета загораживал своим черным песком окно.
— С утра пораньше… —
— Могла бы придумать что-то и поумнее в качестве протеста, — осуждающе махнул он рукой. Кажется, он никуда и не уходил. То ли он насылал все эти тревожные видения, то ли просто чего-то ждал. Может быть, теперь он намеревался преследовать ее круглые сутки, не просто же так обогащался силой ее недобрых тревожных видений, все решительнее возвращался после своего заточения, так что Валерия почувствовала себя виноватой перед Хранителями.
— Хотя бы ты нотаций не читай… Чай не вампир, за порчу крови не боишься, — отмахнулась раздраженно она, испытывая едва сдерживаемую потребность обругать весь свет, но потушила ее напускным спокойствием, холодным решительным выводом из всего ее поведения накануне: — Я ведь… к смерти стремлюсь. Так или иначе… медленно убиваю себя. То бессонницей, то работой. Если страшно через подоконник, то другие способы есть, медленные. Каждый день, по капле. Мы все исчезаем.
— Исчезать неприятно, — заметно вздрогнул Король Кошмаров, непроизвольно сжимая кулаки. — Когда… — Он стиснул зубы. — Люди проходят сквозь тебя, как сквозь воздух. Когда тебя гложет зависть, почему какого-то Северянина они видят, а тебя… нет. В древности я налетал ночами, гасил свечи и костры. Их страх темноты.
Валерия рассеяно только запела Iron Maiden, болезненно шевеля спекшимися губами:
— Fear of the dark, fear of the dark. I have a constant fear that something’s always near…
— Знакомый мотив. — В медных глазах отразилось непривычное оживление.
— Да? — протянула Валерия, снова улыбаясь: — А не ты их на песни вдохновлял, случаем?
— Вот на эту — я, — он кивнул и самодовольно улыбнулся, прищурив глаза, как сытый кот. Тогда Валерия заметила к своему удивлению, что клыков у него все же нет — зубы как зубы — вероятно, раньше померещилось от испуга. Пожалуй, в тот миг он выглядел польщенным и в какой-то мере счастливым. Все же след кошмарных снов и страшных сказок оставался отчетливым пластом в любой культуре, и порой в них намеренно сбегали от беспощадной реальности. Ведь что, как ни кошмарная сказка, концерты групп под стать Iron Maiden? Реальность куда хуже.
— Так и знала, — просияла девушка, нервно рассмеявшись. Неожиданное открытие ее почти беспричинно развеселило, а, может, совершенно непривычная ухмылка на лице собеседника, не злобная, а именно польщенная.
Но он скоро одернул себя, пока Валерия с охами и бессмысленными междометиями разминала совершенно затекшую шею, растирала руки и ноги, сначала вроде собираясь на работу, затем вспоминая, что на дворе воскресенье. Она совершенно терялась во времени. А излом чувств, что случился накануне, представал чем-то излишним и уж очень несдержанным. Ныне все прошло, жизнь не обрывалась, заставляя
Чтобы отвлечься, Валерия распаковала оставшиеся вещи, бережно составила список всего, что она забыла, затем впервые совершенно самостоятельно попыталась приготовить себе обед. «Ага, высушить мясо, чтобы не брызгалось. Щас попробуем», — то думала, то говорила сама с собой девушка, периодически сверяясь с ноутбуком. Вскоре у нее и правда получилось водрузить на сковороду средней величины кусок говядины, обжарить с двух сторон. Голод при любом настроении неизбежно преследовал ее, такова уж человеческая природа. И от нее порой делалось то смешно, то грустно.
— Мясо с кровью… — вдруг послышался голос, и снова посреди бела дня из-за стены появился Бугимен, уже без свиты, а так, сам по себе, лишь с неизменным ореолом черного песка. И потянул свою загребущую лапу прямо к сковороде, ловко поддев еще не совсем прожаренное мясо, ничуть не обжигаясь о кипящее масло, и одним махом, точно аллигатор, сжевывая его.
— Эй! Это же мое! Оно недешевое, между прочим, — обиженной девчонкой возмутилась Валерия, никак не ожидая таких фокусов.
— Зачем тебе? Ты же не хочешь жить? Разве нет? — пожал плечами Король Кошмаров, облизнувшись.
— Вот это наглость! — всплеснула руками Валерия, поражаясь, что полтергейст уже настолько освоился в мире людей. Пришлось готовить новый кусок. «Ну ладно, призраки от моей стряпни не дохнут, значит, и мне сойдет», — почти польщено заключила девушка.
***
Так и начался новый виток ее жизни. Она довольно скоро освоилась на новом месте, и даже извечная тревога постепенно отступала. Валерия впервые ощутила, что она хозяйка своей судьбы. Теперь она возвращалась в квартиру, не опасаясь встретить никого страшнее извечного гостя.
А ему, кажется, все больше не нравилось, что изломанная измученная душа непокорной жертвы приходит постепенно в равновесие. Возможно, он боялся снова сделаться невидимым, возможно, злился, что не успевает в какие-то свои сроки скопить достаточно мощи для нового удара по Хранителям Снов. Валерию уже мало что интересовало, она еще больше уставала, осознавая, что ей не всегда и не на все хватает денег.
Правда, через три недели после «побега» случился новый поворот: мать через бабушку разузнала ее адрес и… сбежала от отца к дочери. Валерия поразилась, когда вечером встретила возле двери маму, рассчитывала, что ей вновь придется выслушивать аргументы в пользу ее вопиющей неправоты. Но нет.
Затем пришлось вечером и целую ночь выслушивать о том, что творилось дома. В целом, ничего нового, только без третьей стороны. В ту ночь даже Король Кошмаров не успел помешать своим присутствием, только пару раз мелькнул где-то и убрался восвояси. Да Валерия и сама бы исчезла, куда угодно. Особенно, когда под утро под окнами на все лады загудел клаксон автомобиля, а потом надсадно зазвонили в дверь — это вернулся отец. С огромным букетом, приглаженный, но усталый от бессонницы, он жутко извинялся перед матерью. Валерия хотела сначала выставить его, прогнать после всего услышанного бесконечной ночью, но мать снова заладила: