Я твой ужас и страх
Шрифт:
— Мне лучше знать!
Она ушла, сознательно покинула Валерию. Теперь уже родители, кажется, смирились с тем, что дочь справляется и без них, только подкидывали иногда деньги или, например, купили пылесос. Они отныне без нее продолжали свою бесконечную игру.
Это повторялось несколько раз, несколько раз скандалов, побегов матери, извинений, потом один раз пришел отец. И тоже просидел до утра, изливая душу. Обычно их ссоры происходили в выходные, с пятницы на субботу или вечером на воскресенье, но пару раз и в будни случались их побеги друг от друга. Кажется, они быстро просекли, что дочь примет, так или иначе, их обоих. Вернее,
С матерью они попеременно обсуждали, как жесток мир и как несправедливы мужчины, а отец… он просто как будто приходил посмотреть с дочерью боксерские поединки. Она же подсадила его и на соревнования боев без правил. Он редко говорил о матери, когда приходил переночевать к дочери. Но его тоже мучила сложившаяся ситуация.
Валерия, наблюдая метания обеих сторон, жалела и отца, и мать одинаково, не зная, как им помочь. Что-то изменилось, теперь они, кажется, поняли, что их дочь — это не ошибка, не причина их ссор. Неужели искали проблемы в себе? Впрочем, маловероятно, раз за все это время так и не дошли до сколько-нибудь разумного решения.
— Пятница… И никого? — заинтересованно вздохнул Король Кошмаров, поглядывая недоверчиво по сторонам, точно ожидая наткнуться на кого-то в темном углу.
— Представь себе, — поежилась Валерия. — Либо кто-то из них придет завтра, либо я не знаю, что сдвинулось в мировом порядке. Плотный же у меня график теперь: они в выходные, а ты в будни. Какой же у меня упрямый мозг, что его выносят все выносят, да никак не вынесут.
Валерия замолчала, подпирая руками голову, отхлебывая сделавшийся привычным слишком крепкий черный чай, неизменно остывший.
— Маразм крепчал. Теперь я на выселках работаю их личным психоаналитиком, — продолжила она, хотя обычно она всех подряд слушала, одобрительно кивала или просила уточнить, а о своих чувствах по-прежнему никому не рассказывала. Да и что у нее? Вот съехала на квартиру, вот жила. Никаких проблем, внешне ни единой, не считая мелких изматывающих недоразумений на работе, так что и интересоваться нечем.
— Кажется, они уже догадались, что у тебя нет парня, — рассмеялся Бугимен, паря напротив. Последнее время он выглядел уже совершенно не как дух, разве только через стены все так же беспрепятственно проходил. Видимо, крепло ее отчаяние, но при очередной случайной встрече Джек Фрост подбодрил, сказав, что не будь в ней надежды, то она бы не видела столь отчетливо и Хранителей Снов.
— Прямо так нет? Вот ты мог бы пару раз проявиться. Может, хоть перестали бы приходить, — съязвила она, осекшись. — Впрочем, не будь ты к ночи помянут.
Она отрешенно прислонилась боком к стене, гадая, какая у нее надежда. Вот разве только нестройный план, любопытство, которое губит кошек — узнать тайну Короля Кошмаров. Она каждую ночь видела золотистый песок снов, и оттого все загадочнее выглядели для нее поблескивающие бабочки надежды посреди черной бездны. Если это его план по затоплению мира кошмарами, то вряд ли он содержал такой чистый цвет. Что же тогда еще? Но он не признавался, лишь опасливо и в какой-то мере стыдливо прятал их, когда тянулись бесконечные ночи, которые постепенно превращались в пустую болтовню.
«Странная
Валерия встала и нарезала имбирь, в последнее время проникшись горьковатым ароматом, который смешивался с неизменном оттиском пепла.
— Завтра будет новый день, — вздохнула она не то с радостью, не то с печалью. Вскоре она засыпала, удивляясь, насколько привычными и спокойными сделались ее кошмары. Она старательно запоминала их, записывала в небольшие рассказы, собирала комментарии от читателей.
Бугимена, похоже, это все больше злило, его план давал катастрофический сбой. Он ожидал, что она сойдет с ума в изоляции, но она раз за разом преодолевала его ловушки, неожиданно открыв и для самой себя: она сильная. А, может, уже не злило…
***
И новые дни действительно принесли немного неожиданностей, например, на небольшом школьном празднике по случаю восьмого марта молодой учитель географии недвусмысленно подарил ей три розочки с коробкой конфет, предложив проводить от школы до дома.
Валерия объяснила, что, в целом, ей добираться довольно далеко на метро, тогда он улыбнулся и предложил как-нибудь встретиться и поболтать не в рабочее время. Девушка на мгновение опешила, удивляясь, что может кому-то нравиться, сердце ее замерло, но она отдавала себе отчет: не от любви, а с непривычки. Не научилась она кокетничать и слушать комплименты. Если уж думала что-то, то рубила с плеча, когда считала необходимым, а когда замечала опасность, то терпеливо молчала.
Здесь же предлагалось что-то другое, что-то, напоминавшее те три скучных года, скрашивающих волнение на бесконечных сессиях. Валерия представила, что вновь придется бродить по кафе, а потом жарить ему мясо. Да и более того — жить с кем-то под одной крышей, ссориться, а потом оформлять развод, делить имущество, тратить и без того расшатанные нервы.
Девушка поморщилась этой отвратительнейшей привычке просчитывать все по негативному сценарию. Она заставила себя улыбнуться и принять приглашение, рассматривая круглое лицо парня лет двадцати семи-восьми. Со светло-русыми волосами, белесыми ресницами и такими же едва заметными бровями, он чем-то походил на Джека Фроста, разве только чуть старше и чуть толще. Хотелось думать, что это мышцы. Одевался он в мешковатые серые пиджаки, так что удостовериться не получалось.
— Да, конечно, — сладким голосом пропела она, поразившись своему умению маскировать истинные чувства.
— «Да, конечно», — тут же передразнил ее возникший откуда-то полтергейст, Валерия бросила на него строгий взгляд, но своевольное грозное создание и не думало исчезать. Он никуда не делся, когда молодые сотрудники школы покинули здание вдвоем, пытаясь наладить диалог, следовал за ними тенью до самого метро, а потом караулил Валерию и в метро с какой-то фанатичной настойчивостью, мстительно сверкая глазами исподлобья. От его дурного настроения в вагоне замерцали лампочки.