Я убийца

Поворов Алексей Сергеевич

– Пересвет. Слыхал о таком? Легендарный монах-воин, инок Троице-Сергиевского монастыря. Вместе с Родионом Ослябей участвовал в Куликовской битве и сразил в единоборстве перед основным сражением татарского богатыря Челубея, погибнув при этом сам. Русской православной церковью причислен к лику святых. А священники, благословляющие воинов на смертный бой? Есть в этом смысл? Где здесь «подставь щеку», «возлюби врага своего как самого себя»? Богу, Максим, иногда требуется свой дьявол, чтобы делать его руками то, что не может вершить он сам.

– Стелешь мягко, – впиваюсь руками в баранку.

– Так что служители не всегда праведники,

и наоборот. В каждом из нас есть и тьма, и свет, но только нам выбирать, ради чего мы творим то, что творим.

– А если ты ошибаешься? – я смотрю на то, как в двадцати метрах от меня сидит в машине человек и наблюдает за детьми. – Если он не виноват? Что тогда?

– Я хоть раз ошибался? Наркоторговцы, насильники, садисты, продажные чиновники, торговцы живым товаром? Разве ты хоть раз избавил этот мир от невиновного?

– Тут ты прав. Ты не ошибался ни разу.

– Вот видишь. Так почему засомневался теперь?

– Я устал.

– Тебя никто не заставляет. Ты вправе поступать так, как захочешь.

– Когда я закончу с последним, я покончу и с собой. Ты знаешь, что остались только они. Я перебил их всех: адвоката, судью, прокурора. Я подготовил сюрприз и для этой мерзкой твари, которая лишила жизни мою семью. Она будет страдать до последних дней своей жизни. Так что после окончания дел, Петр, на меня не рассчитывай. Я должен остановить то зло, которое сидит во мне.

– Это твой выбор, Максим. Только твой. И как только ты все закончишь, позволь мне сделать только одно.

– Что именно?

– Разреши познакомить тебя кое с кем. И потом ты сможешь сделать все, что захочешь.

– Договорились.

Оборачиваюсь и вижу, как мужчина разговаривает с маленькой девчушкой, потом, сгорбившись над ней, ведет ее к своей машине. В ее руках небольшая кукла. Ей лет десять от силы, и он ей явно не знакомый и уж тем более не отец.

– Решай, Максим. Решай. Делай свой выбор, – Петр жмет плечами и выходит из машины, аккуратно прихлопывая за собой дверь, словно боясь нарушить естественный ход событий.

Мужчина открывает боковую дверь тонированного микроавтобуса, и, подняв ребенка, с улыбкой на лице сажает ее внутрь. Он осматривается по сторонам, выжидает секунд десять и захлопывает дверь. На площадке все по-прежнему, никто не замечает пропажи. Никто, кроме меня. Хватаюсь рукой за грудь, мне снова не хватает воздуха. Так происходит всегда, когда просыпается зверь. А может, просто разыгрывается очередной приступ из-за гипоксии. Тот, кто похитил ребенка, еще не понимает, что из охотника он в эту секунду превратился в жертву.

Я еду за ним почти час вглубь дачного поселка, пару раз теряю его из вида, но настигаю на узких улочках. Когда его автомобиль останавливается, я проезжаю вперед и сворачиваю с дороги. Прячу шприц в кармане, накидываю капюшон на голову, надеваю перчатки и беру строительный металлический прут из багажника, сам не понимая, как он там оказался. Пробираюсь узкой улочкой к фургону. Все тихо. Пытаюсь приоткрыть дверь – она заперта. Обхожу дом и вижу открытый подвал. Вниз идти нет смысла, тем более что парень явно не ожидает гостей. Затаиваюсь около лаза. Минут через десять похититель вальяжно поднимается наверх, разговаривая по сотовому.

– Да, приезжай, все готово. Да, на старом месте. Ну, давай, давай. Без тебя начинать не будем, – он кладет трубку и поворачивается ко мне.

Замешательство и страх. Доли секунды. Он кидается

вперед, но железный прут оказывается проворнее. Теплая жидкость брызгает мне в лицо, тело парня падает к моим ногам. Человеческое тело – потрясающая штука. Будешь убивать – не убьешь, а споткнешься о бордюр – и расшибешься насмерть. Перетягиваю его руки и ноги хомутами. Забираю ключи и иду к машине, там обнаруживаю девчонку, связанную по рукам и ногам и с черным мешком на голове. Наклоняюсь к ней: слава Богу, дышит. Но пока для нее тут самое безопасное место. Дожидаюсь второго, он приезжает через час. Порция миорелаксанта, и вот уже он, обездвиженный, валяется на лужайке. Переворачиваю его на спину и с удивлением замираю. Это же следователь Артем Хлебалин! Тот самый, который приходил ко мне в палату и доставал меня своими дурацкими вопросами вместе с напарником Сергеем Самойловым. Так вот почему все эти дела с пропавшими детьми и девушками спускались на тормозах. Чувствую, как зверь овладевает моим телом, ему нужна кровь, мне – справедливость. Дерьмо должно быть с дерьмом. Оказывается, эта дача принадлежит именно ему. А ведь священник снова оказался прав! Иногда праведник должен становиться демоном. Иногда зло бывает во благо. Что им законы, когда они сами себе закон? Я спутываю его и оттаскиваю вниз, в подвал – к его подельнику. У них тут все отлично обустроено: видеокамера, взрослые игрушки, большая кровать, наручники – всякого навалом. Похоже, они больны даже больше, чем я. Я удивлен, если честно. Но у каждого свои слабости и свои демоны. Приходится дождаться, когда они оба придут в себя. Они должны знать, почему умирают. Все узнают, почему умирают, когда я прихожу за ними.

– Чего ты хочешь? – неожиданно слышу сквозь сон и открываю глаза. Сам не заметил, как задремал на их шикарной кровати под зеркальным потолком. – Ты хоть знаешь, кто я такой?

Неразборчивая речь врезалась в уши. Хлебалин пришел в себя, и это хорошо. Нужно будет продержать его еще сутки, пока препарат не выйдет из организма. Слюна течет по щеке. Он еле ворочает языком, пытается запугать меня, угрожая своим должностным положением. Второй тоже лежит уже с открытыми глазами. А коль все в сборе, пора и начинать.

– Ты понятия не имеешь, с кем ты связался!

– Ты тоже, – тихо отвечаю я.

Сколько раз я слышал подобное. Все начинают запугивать до того момента, когда я начинаю действовать. Хлебалин орет и угрожает. Слюни летят в разные стороны. Жалкое зрелище. Его можно понять: он впервые находится в роли жертвы, а не в роли господина. Что же? Я сажаю его друга на стул перед ним, срезаю одежду, оставляя его в одном нижнем белье.

– Чего ты хочешь? Скажи, что тебе нужно, и мы сможем договориться, – тот, кто похитил девчонку, пытается торговаться.

Они всегда торгуются. Наверное, их жертвы тоже молили о пощаде. Просили и уговаривали, но никто так и не внял их крикам о помощи. Вот и я молчу. Просто смотрю на него из-под своего капюшона, затем говорю так, чтобы они все слышали: четко, громко, чеканя каждое слово.

– Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в Геенну. И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в Геенну. Евангелие от Матфея, глава пятая, стих тридцатый.