Я убийца
Шрифт:
– Чего тебе от меня надо?! Скотина! Тварь! Больной сукин сын! Развяжи меня, и мы поговорим как мужики! Давай, развяжи меня! – Цукерман орет и дергается, пытаясь, освободиться.
Его крик похож на визг поросенка, которого тащат на убой. Взрослый мужик в момент превращается в тряпку и ничтожество. Сейчас он готов на все, что угодно, лишь бы его отпустили. Я слушаю его вопли, смотрю на его покрасневшее, ободранное лицо, разбитый нос и вспухшие от напряжения вены на шее. Он взывает о помощи до тех пор, пока в его легких не заканчивается воздух и он не начинает хрипеть. А я продолжаю смотреть на него остекленевшим взглядом. Помню, как он входил ко мне в палату,
– Читай!
– Не убивай меня, пожалуйста. Ну, пожалуйста, у меня жена и ребенок! Я все сделаю. Я заплачу. Я забуду о том, что случилось. Только прошу, не надо, – он начинает рыдать.
– Читай!
– Каж-дый… – он хлюпает носом, отрывисто произносит написанный на клочке бумажки текст. – Каждый сверчок знай свой шесток.
– Вспомнил теперь?
Я скидываю капюшон. Цукерман мотает головой.
– Ну, конечно же, ты меня не помнишь. Таких, как я, у тебя были сотни. Любишь чувствовать себя богом, да? Я изучал тебя долго, следил за тобой. Ты давал бумажки с такими изречениями каждому, против кого вел дело. Это твоя визитная карточка. Ты получаешь удовольствие от того, что другие не могут противостоять тебе, ведь так?
– Прошу, не надо, это моя работа. У меня ребенок…
– У меня тоже был, так что не переживай, я тебя прекрасно понимаю. А ты любишь музыку?
– Что?
– Музыку. Песни. Можешь не отвечать, – подхожу к разбитому окну, достаю телефон и делаю погромче. Кладу его на подоконник.
Кем бы ты ни был, мир тебе и свет,
Кем бы ты ни был, грош тебе цена.
И все равно ведь где-то в вышине
И для тебя горит звезда одна.
Разлей вино, разлей на белый стол,
Кричи и смейся, пропивай талант.
Пустые слезы ничего не стоят.
Воды и хлеба дай, официант!
– Прошу, не убивай меня, – рыдает он.
– Что? – отвлекаюсь от музыки.
– Пощади.
– Правда? Я объясню тебе одну вещь. Ты же должен знать, за что ты будешь страдать.
Сажусь перед ним на корточки и достаю нож. Он смотрит испуганными глазами, а я рассказываю, почему он оказался в таком дерьмовом положении. Он мотает головой и плачет. Звучит музыка.
Сегодня праздник сердца и души.
Как будто флаг, повяжешь красный бант.
Не мелочись, швыряй свои гроши.
Воды и хлеба дай, официант!
– Это всего лишь моя работа. Просто работа.
– А это всего лишь моя семья. Просто семья. И она погибла. И я хотел всего лишь извинений и справедливости. Ничего больше. Каждый сверчок знай свой шесток!
Поднимаюсь и разминаю шею, свистом подзываю трех одичавших дворняг. Я специально прикармливал их здесь, почти год давал им сырое мясо. За неделю до этого дня я запер их в клетке, и пока они ждали меня, изрядно проголодались. Теперь они сожрут все, что угодно. Когда-то он думал, что он вершитель судеб. Теперь он просто еда для псов. Зверь внутри меня оживает. Я резко приближаюсь к нему и отрезаю от тела кусок плоти. Тишину пронзает истошный вопль. Псы дерутся за кусок мяса. Я режу его почти час. Когда он отключается, колю адреналин, перетягиваю раны жгутом. Мне не нужна его быстрая смерть. Я столько ждал не для этого. Он уже не орет,
– Не скучай там. Скоро я отправлю к тебе твоих друзей.
Он хлопает глазами, приоткрывает рот. Я медленно вытягиваю нож и снова загоняю его под ребра. Он понимает, что умирает. Снова всаживаю клинок ему в тело.
– Смотри на меня! Смотри на меня!
Его глаза широко раскрыты, при каждом вздохе из раны вырывается свист и бульканье, заглушающие музыку. Кровь заполнила легкие, на губах появилась розовая пена. Он обмяк, и из его открытого рта хлынула кровь.
И все безумства хороши.
Как будто флаг твой красный бант.
Не мелочись, швыряй гроши.
Воды и хлеба а..а…а…
Глава XXX
Сомнение – помеха успеху.
Б. Бион
10 апреля 2015 года. Два дня до Пасхи. 7 часов 30 минут.
– У тебя свой бизнес? Чем занимаешься? – она изогнулась кошкой и сделала шаг ему навстречу.
– Так, продаю, покупаю и снова продаю. Деньги должны делать деньги. Движение – жизнь, – Сергей улыбнулся и посадил в машину девушку с черными волосами.
– И что мы с тобой будем делать?
– Поедем к тебе, – он повернул ключ в замке зажигания, мотор дорогой иномарки проглотил порцию бензина и издал благородное урчание.
– Послушай, а когда ты отвезешь меня к себе? Я так ни разу и не была у тебя дома, – девушка достала сигарету из сумочки, Сергей чиркнул зажигалкой и поднес огонь поближе к ее губам. – Ну, так когда?
Перстни на ее руках переливались разноцветным блеском.
– Скоро, Светик, совсем скоро.
Машина внезапно дернулась с места и поднялась в воздух. Ее начало вращать с такой силой, что Сергея вдавило в спинку сиденья, к горлу подкатила тошнота. Девушка спокойно курила. Ее лица не было видно за густыми волосами. Она только подносила сигарету к прядям и выпускала сквозь них густой дым. Сергей потянулся к ней, отодвинул волосы в сторону и замер в ужасе при виде лица Станислава Владленовича Пименова, оскалившегося в безобразной улыбке мертвеца.
– Оперившиеся крысы причисляют себя к птицам? Ха-ха-ха! Санитар! Мы поймаем Санитара, Сергей! Поймаем, я таких уже ловил! Ловил! Ловил…
В адской центрифуге все кружилось. Сергея болтало из стороны в сторону, рвотные позывы невозможно было сдержать. В холодном поту он открыл глаза, перевалился на бок и, свисая с кровати, стал изрыгать рвоту в заботливо подставленный алюминиевый тазик. С тумбочки раздалось дребезжание будильника. Пора на работу. Он судорожно вытер рот и откинулся на постель, утопая в мягкой подушке. Жена копошилась за закрытой дверью, собирая ребенка. Самойлову потребовалось недюжинное усилие, чтобы заставить себя не закрыть глаза снова.