Я умею прыгать через лужи (сборник)
Шрифт:
И потом — на стороне моего чемпиона молодость…
Да, за него была молодость. Дерзкая, безудержная отвага молодости! Внезапно пригнув голову, чемпион отпрянул вбок и ринулся на старого быка, метя рогом ему в заплечье. Но старик мгновенно, с увертливостью динго, отскочил, повернулся и отбил могучий удар головой.
Столкнувшись лбами, быки врывали копыта в землю, силясь потеснить один другого. Их исполинские заплечья взбугрились набрякшими мышцами. Так они кружили, сомкнув лбы, и каждый норовил изловчиться первым
Я поднялся из своего укрытия, подошел поближе. Меня слегка трясло, словно передо мной бились на поединке два моих друга. Я было крикнул на них, но тут же тихонько забормотал себе под нос: «Карсон говорит, что он чемпион… Карсон говорит, что он чемпион…»
— А ну, старый красавец! — выкрикнул я.
Старый бык с дикой злобой рванулся вперед. Под его натиском чемпион отступал с яростным удивленным ревом.
Но вот он отпрыгнул в сторону, увернулся от удара в загривок и ринулся на открытый бок старика. Глянцевый рог вонзился в тучное заплечье.
Чемпион мотал головой, вспарывая рогом мышцы, а потом, крутанув, выдернул его рывком. На пятнистую шкуру старого бойца хлынула кровь. Рог чемпиона стал алым. Струйки крови стекали с него на короткие завитки между глаз.
Я думал, что старик взвоет от боли, когда чемпион всадил в него рог, но он лишь глухо захрипел. Одним прыжком он извернулся, чтобы отбить головой новую атаку. Яростное наступление чемпиона заставило его попятиться, и он напоролся задом на торчавший из пня острый обломок сучка. Раздался страшный вопль. Старик круто осел на задние ноги, отшвырнувшие ворох сухой листвы и прутьев. И тут шаг за шагом он начал теснить чемпиона.
С ловкостью опытного, бывалого бойца старый бык вдруг оторвался от противника, отпрыгнув назад. Потерявший опору чемпион снова кинулся на него. Но не тут-то было. Старый бык увернулся и с диким ревом, низко пригнув голову, нанес ею удар в незащищенный бок чемпиона. Мощная широкая макушка нырнула под брюхо молодого быка. Старик вскинул на могучей шее беспомощно дрыгающего ногами чемпиона и с силой швырнул его оземь. И сразу ринулся на него, припал на колени — так ему удобнее было всадить загнутые рога в мягкий бок.
Чемпион вопил от боли, брыкался. Он все же вывернулся, привстал и снова рухнул. Из его пасти тонкими нитями тянулась слюна. Голову старого быка будто опутала серебристая паутина. Крепким, как броня, лбом он молотил чемпиона по ребрам, в исступлении мотал головой, терзая поверженного врага.
Наконец мой чемпион откатился, вскочил на ноги и кинулся бежать.
Старый бык гнался за ним недолго. Остановившись, он принялся бить копытами землю. Он подшвыривал комья до загривка и победно мычал.
Я побежал к своей лошади.
Теперь-то он отправится восвояси, подумал я. Но когда по дороге домой проезжал мимо, оказалось, что старый бык преспокойно щиплет траву в компании
Я замахнулся кнутом, но тут же стал его потихоньку сматывать.
«Может, он и чемпион, мой шортхорн, — сказал я себе, — но уж этот старик наверняка. К черту Карсона!»
Повернув лошадь, я поехал к хижине, и на душе у меня чуть полегчало.
Джентльмен
— Нипочем тебе его не догнать! — орал он мне вслед, но я отдал своей лошади повод, и она во всю прыть понеслась вниз по крутой тропе среди блю-буша.
Мы с Джеком выехали осматривать скот и прочесывали рощицу акаций, как вдруг увидели табунок одичавших лошадей — они паслись на склоне у сухого русла, что было внизу под нами.
Джентльмен пасся поодаль. Это был черно-пегий жеребец. Черный цвет, начинаясь от холки, причудливым пятном заливал его бок. Мощный круп сверкал белизной, а позади развевался черный, как ночь, хвост.
В наших местах не нашлось бы человека, который не бросил бы свое дело ради этого коня или не променял бы на него свою собаку. Мне говорили о нем и в Тил-Тиле, и в Мулуруле, в Пен — Бене и в Терли — ведь было это в те времена, когда только на лошадях и ездили из конца в конец по солончаковым равнинам, а о машинах и слуху не было.
Услышав топот моей лошади, Джентльмен взвился на дыбы и застыл, словно высеченный на фоне неба конь Великого царя в Персеполе. В этой позе он успел два раза глубоко втянуть воздух, недоверчиво принюхиваясь, потом тряхнул головой и двинулся на меня, словно бросая вызов. Он шел пружинистой широкой рысью, далеко выбрасывая передние ноги, и воинственно храпел, раздувая алые изнутри ноздри.
Его шея с мощным гребнем выгибалась дугой. Внезапно он повернул и понесся назад, к кобылам, на скаку он ржал, задирая голову и косясь на меня через плечо.
Лошадь подо мной была резвая. Джентльмен встревожился. Он поднял свой табун в галоп. Комья земли и сучья полетели из-под твердых копыт, взрывающих землю. Жеребец легко обогнал табун и повел его вверх по склону. Конские гривы трепетали на ветру, как языки пламени.
Я мчался за ними, вопя во все горло, и настиг кобыл, прежде чем они успели набрать скорость. Черно-пегий жеребец яростно заржал. Он немного замедлил бег и стал подгонять кобыл, скачущих впереди.
Весу во мне без малого семьдесят килограммов. Лошади под всадником, хотя бы резвее ее и не было, нипочем не угнаться за свободными, неседланными лошадьми. Так я и скакал, глотая пыль, поднятую табуном. Потом взял повод на себя, и табун стал уходить. Две мили неутомимый жеребец вел их по равнине ровным галопом, пока лошади не скрылись в зарослях мульги — и только летучее облачко пыли, поднимавшееся все дальше и дальше среди деревьев, выдавало, куда они скачут.
Когда я вернулся, Джек сказал: