Я [унижаю] аристо
Шрифт:
И такая заковыка, конечно, не входила в мой план. Похоже, что у того хлыща из «Нарцисса» связи были получше, чем у Шубских… И теперь эти связи хотят, чтобы я ощутил все прелести предварительного заключения. А не только курортные условия для благородных.
Ну да ладно. Без паники. Это, как говорится, не первое моё родео. И если настоящий Евгорий уже, наверное, затрясся бы, то я-то стреляный воробей. Ну или хотя бы воробей, которому много чего рассказали более опытные криминальные приятели…
Уйти целым из камеры с отморозками можно несколькими способами.
Можно сразу как-то
Можно наоборот — покалечить тех, кто окажется внутри. Это, конечно, сложнее. Хотя придурки, работающие на начальство в таких местах, как правило, хорошей физической формой не отличаются. От того и идут на сотрудничество — среди обычных «пленных» им редко удаётся протиснуться дальше параши. Опытные урки таких мразей сразу выкупают. Но численный перевес наверняка будет внушительным. К тому же такая тактика опаснее — с точки зрения тяжести дальнейшего наказания. Срок у обычного арестанта после такого бунта против системы вырастет кратно. Хотя на зоне будет жить даже лучше, чем мог бы до того. Хозяйских придурков, которые обитают в пресс-хатах, никто не любит. А аристо избиение черни наверняка вообще сойдёт с рук. Разве что штраф какой выпишут для проформы…
Есть и третий способ — самый безопасный. И, в то же время, самый сложный. Можно дать понять отморозкам, что у тебя самого есть связи, способные превратить их дальнейшую жизнь в кошмар. Как и говорил Ромул — связи решают всё. И не только в аристократических кругах.
Но кого я могу тут припомнить, если даже влияния рода Шубских здесь не боятся? А люди «северов» по эту сторону решётки то ли проворонили мой приезд, то ли, опять-таки, не дотягивают по влиятельности до тех, кто стоит за тем мажором из спорт-клуба.
Намекнуть на дружбу с зекистанской диаспорой? Пожалуй, это можно попробовать. Бородачи мне, конечно, по-большому счёту, ничего сейчас не должны. Но отморозки в пресс-хате об этом не знают. А я, в свою очередь, знаю пару горских имён, которые звучат в этом городе погромче, чем имя того же старого Ашмеда. И могу припомнить не только их кликухи, но и эпизоды биографий, о которых может знать только достаточно близкий человек. Пару раз у меня уже получалось так выйти сухим из воды… Точнее, из окружения на чужом районе.
Ладно… Буду действовать по ситуации. В конце концов, теперь мне положен не бесплатный защитник, а какой-то элитный адвокат. Такие должны работать порасторопней вчерашних троечников, которые кое-как окончили юридическую академию. И связями сами обладают не хуже иного придворного воротилы. Надеюсь, это значит, что продержаться в прессухе нужно будет гораздо меньше обычного. И когда меня переведут в общий блок, я смогу спокойно действовать по тому плану, над которым думал вчера весь оставшийся вечер. Быстро связаться с людьми «северов» и организовать себе второй «побег» за сегодня. Всё-таки
— Сюда! — Ещё один чувствительный тычок в спину всё равно был сделан так, чтобы не оставлять явных следов на теле. Но сопротивляться смысла точно нет никакого. Жандармы умеют аккуратно паковать непослушных бунтарей тогда, когда бить нельзя. Только зря устанешь.
На сей раз конвоиры развернули меня в какой-то неприметный закуток между небольшими служебными зданиями. От одного из которых приятно пахло стиральным порошком. Прачечная?
Прошагав между этими сараями, мы очутились в небольшом дворике, закрытом со всех сторон высокими блоками «шашек» и этим пахучим сараем. До ближайших решёток, за которыми сейчас чалились преступники-неудачники, несколько саженей.
В сами эти блоки иначе как через приёмник не попасть. «Прессователей» обычно держат вот где-то в таких ответвлениях для служебного пользования. Там, где обычных арестантов вообще быть не должно. Но в служебные отсеки — мастерские или прачки — всё-таки можно попасть и по ходам изнутри блоков с камерами. Например, по ним возят в стирку грязные робы и матрасы или вывозят отходы. Примерно таким же путём я и должен был отсюда сбежать…
Лейтенант обогнал нашу процессию и замысловато стукнул кулаком в ржавую стальную дверь, ведущую внутрь сарая, пахшего порошком. Четыре раза с неровным интервалом.
Через несколько секунд изнутри лязгнул затвор. И вместе с клубами пара наружу высунулся тощий мужичок в тёмно-синей униформе службы исполнения наказаний. Редкие тонкие волосы морщинистого служки завились от влажности мелкими колечками.
— Уже? — От дневного света мужичок подслеповато сощурился, оглядев меня и конвоиров. И недовольно поморщился толстым пористым носом. — Там ещё этого бугая ещё никак не приласкают… — Вертухай оглянулся в темноту, заполненную тёплым паром. — Всё рычит, как зверюга…
Из глубины прачечной и правда доносились какие-то яростные рычащие звуки. И презрительные смешки.
— Да мы уже туда-обратно сгонять успели! — Возмутился лейтенант, тоже всмотревшись в темноту за паром. — Чё возятся-то?
— Дык крепкий боров попался… — Пожал сутулыми плечами мужичок.
— В смысле, крепкий?! Он же по ногам и рукам того! — Командир обернулся к пухлому жандарму. — Хват?
— Га?
— Я ж сказал его столбу пристегнуть!
— Дык я и пристегнул. — Ухмыльнулся конвоир. — Ток не к столбу…
— В смысле… — Наморщил лоб лейтенант.
— Да к трубе с кипятком! К столбу прошлый раз чуркобес лохматый жопой прижался — не оторвёшь. Так до вечера и провисел.
— Какой ещё чуркобес?
— Да зекан из старградских. Ты в отпуске был… Он, короч, аж плечо себе вывихнул, но вывернулся да так не дался. А к трубе-то хрен прижмёшься — она ж сама как кипяток!
Вот чёрт… Похоже, карту с именами зекистанских авторитетов можно сбрасывать…
— Ну ты мозг, Хват… — Лейтенант покачал головой и ухмыльнулся. — Ладно, хрен ним с этим бугаём, подождёт. Тут вон полегче клиент есть, можно и не пристёгивать… — Командир снова толкнул меня в дверь. — Шуруй, ваше благородие!