Я вам что, Пушкин? Том 1
Шрифт:
— Доктор, эй, — попробовал позвать я.
И опять ничего. Ни звука не вышло из груди, а если и вышел, то его заглушил либо шум аппарата, либо то, что играло в наушниках. Трек меж тем пошел на третий круг. Теперь уже все маски были сброшены, и из-под них проглянуло отвратительное, оскаленное мурло с опарышами, снующими туда-сюда под кожей. Песня звучала так, будто ее оцифровали с тысячу раз пережеванной, порванной, а потом снова склеенной кассетной пленки. Звуки плыли, заикались, накладывались друг на друга. Гитарная партия местами превратилась в утробное жужжание.
— Хагельман, у вас аппарат барахлит, мать
На самом деле только подумал, что заорал. Лежал себе тихо, вытянув руки по швам. Точно крепко заснул.
(или умер)
Нет. Я, черт возьми, жив. А даже если сдохну, в ад идти рановато. Тут еще есть дела неоконченные.
— Я. Хочу. Выйти, — отчеканил я. Послал мысленный сигнал.
— And the sun will never shine, — отозвалось в наушниках. На этой строчке песня и застряла. Как будто игла на дорожке поцарапанной пластинки застряла. Фраза повторялась раз за разом. В голосе вокалиста уже не то что немецкого акцента не было, вообще никакого. Готов поставить шляпу Манки. Д. Луффи, что человеческая глотка такие звуки издавать не может. Я зажмурился и ощутил, как холод и страх своими липкими пальцами обхватывают тело. Оно вдруг стало таким маленьким. Какой же ты, Гарик, все-таки, идиот.
Было огромной ошибкой подчиняться Монике и ехать сюда.
Было огромной ошибкой приходить сегодня в школу.
Было огромной ошибкой слушать Саёри и вступать в клуб.
Было огромной ошибкой скачивать эту идиотскую игру.
Было огромной ошибкой…?
Даже если и так, я их уже совершил. Нет смысла сожалеть о том, что произошло.
— Я. ХОЧУ. ВЫЙТИ, — заревел я. Показалось, что сейчас голова лопнет, как перезревшая дыня — так непросто было сдержать весь напор, который я вложил в этот вопль.
Парадоксально, но он помог. Все затихло. Вообще все. Ушла музыка, ушел шум томографа. Не осталось ничего.
(hello darkness my old friend)
Да-да, приятель. Звук тишины.
— Я хочу выйти, — повторил я.
И мне ответили. К сожалению, это был совсем не доктор Хагельман.
— Здесь некуда выходить, — сказал голос из темноты. Всего три слова, но я сразу же узнал его. Потому что голос был моим.
Глава 18
Узнав собственный голос, я затрепыхался еще активнее. Потому что внутри головы что-то слышать — одно дело; хоть и нездоровое, но для людей творческих вполне объяснимое. А я ж теперь поэт, как-никак. Но когда твоя речь доносится из ниоткуда — это уже повод выстроить если не коттедж кирпичный, то хотя бы домик для гостей.
— Ты кто? — спросил я, попутно пытаясь вернуть контроль над телом. Никаких успехов. Когда-то приходилось во всяких мотивирующих бложиках читать про одного то ли француза, то ли итальянца, которого разбил мощнейший паралич. Но бедолага не сдался, а с помощью сиделки надиктовал то ли пять, то ли семь книг, общаясь исключительно глазами.
Хороший, казалось бы, пример, да. Но только там не упоминали, что скорее всего, у дядьки имелось достаточно бабла на то, чтобы оплачивать услуги этой самой сиделки. И лежал он наверняка не на продавленном матрасе в общаге. Хотя даже с этим участь малоприятная. Беспомощность — омерзительное чувство.
— Как
— Какие полторы недели? — спросил я. Вообще вопросов к этому «богу из томографа» было до хрена и больше, но почему-то в нужный момент появился именно этот, — фестиваль в понедельник уже.
— Так только первый акт в понедельник кончается, дебил, — отозвался (и обозвался) голос. Хотя, кажется, сердился он не особо, — и в твоих интересах сделать так, чтоб его финал был счастливее, чем в оригинале. Если запорешь, придется второй акт проходить. А делать все, что ты должен успеть за эту неделю, когда на тебя всякие скримеры ворохом сыплются, ой как неприятно. Ноль из десяти, не рекомендую.
Ну да, а сейчас-то я по зеленым альпийским лугам из рекламы шоколадок гуляю, счастья полные штаны. Стресса, черт возьми, больше, чем в тот раз, когда меня единственным тестером на проект закинули. Только я, полусырой билд и два прогера — один в Кемерове, другой в Астане. Искра, буря, БЕЗУМИЕ.
— А что конкретно я должен успеть? Ты бы алгоритм разложил, что ли, если нет ТЗ, результат ХЗ, как у нас говорят…
— Если все раскладывать буду, — оборвал голос, — меня самого разложат. По косточкам. Главное, не загоняйся сильно. Для начала не дай Саёри повеситься, я ж говорю. А там уже поймешь. Ты вроде не тупой.
Не очень-то я поверил в эту его похвалу, тем более, что к ней добавилось что-то еще. Расслышать в точности мне помешал шум в ушах. Как будто кто-то выкрутил на старом телевизоре ручку громкости до упора. Я поморщился и хотел зажать уши, но тело так и не слушалось.
— Моникой сильно не увлекайся, — посоветовал голос, — она очень ловко прикидываться умеет. Кнутов и пряников в загашнике столько, что хватит и на БДСМ-вечеринку, и на тульскую ярмарку. Это все ложь. Зубы заговорить она мастер, но помни, что ее главная цель — из игры свалить. И если ей хоть кто-то предложит план побега, госпожа президент тебе столько ножей в спину натыкает, что ты на ежика похож будешь.
— Так я сам и предложу, — ответил я.
На это голос только рассмеялся. Причем так искренне, как будто сам Господь рассказал ему анекдот про рядового Табуретку.
— Успехов тебе тогда, хорошего настроения и здоровья, брат. Забот будет полон рот. Так что я бы порекомендовал сбегать до гастронома и закупиться кофе и энергосами. Спать ты в ближайшее время не будешь.
Да и насрать, в общем-то. Если тут по ночам только кошмары показывают, буду превозмогать. Какой там рекорд установил школьник из Штатов? Одиннадцать дней? Херня вопрос, перебью.