Я вас жду
Шрифт:
Ребятишки ревмя ревут. Они кулаками, ногами защищают своё любимое детище, а Олежку унять не удаётся. Он продолжает разрушать то, что сделали другие.
— Дельфи-и-ин!
Мальчик ударяет ногой в пластмассовую игрушку. Хруст — и дельфин с проломленным черепом лежит среди разбросанных «Москвичей», «Волг», самосвалов.
— Что ты натворил?!
Озорника наконец утихомирили, и он заплакал. Пристыжённый, обмякший. Гляжу на него и невольно сравниваю с проколотой камерой футбольного мяча.
— А простят?
— Ладно, — берёт его за руку Маринка. —
— Откуда у Олежки такие задатки? — спрашиваю Антонину Валерьяновну, когда дети укладываются спать.
— В отца весь, — объясняет его мать, Мария Фёдоровна. — Неугомонный, нервный, разойдётся — всё, что попадётся под руки, бьёт. Посуду, стулья…
«Ах, да! — соглашаюсь. — О Максиме Голобородько кто-то из сулумиевцев сказал: «Это слон в посудной лавке».
— И тем не менее будь в моей группе все такие, как Олежка, я была б довольна, — замечает спокойным голосом Антонина Валерьяновна.
— Ну да! Недоставало…
— Правда, правда. Я серьёзно.
Один характер или тридцать четыре… Как быть с Леночкой, привыкшей к тому, чтобы её кормили из ложечки? Что делать с замкнутым и всегда насупленным Витей? Попробуй узнать, что у него на уме…
— У вас собрались самые трудные дети.
— Да что вы! — восклицает Демченко. — Прекрасные дети. Чем, скажите, плох Голобородько? — заливается она смехом. — Смышлёный, развитой, большой фантазёр. Когда подрастёт, эта неуёмная энергия пойдёт ему на пользу. Сомневаетесь?
— Теперь ничуть, — отвечаю. — Вам, Антонина Валерьяновна, нельзя не верить, — подбадриваю её, хотя она в этом не очень нуждается.
— Гал-ка-а, куда пилу дела-а? — кричит Руслан, растягивая слова.
— Пои-щи, най-дешь, — отвечаю в тон.
— Ищу-у, не-ет…
— Вот уж не ве-рю-ю. — А Марье Демьяновне, собеседнице моей, когда Руслан умолкает, вполголоса объясняю. — Настаивает, чтобы непременно сегодня распилили дрова. Завтра, говорит, мы уже будем по горло заняты.
— Значит, хозяин, — улыбается она. — Знаете, мальчик прямо-таки на глазах меняется: внимательный, послушный.
— Ну да, — смеюсь. — До этого ещё далеко.
— Почему же?.. — Женщина останавливается на полуслове. — Директор…
Да, Павел Власович. Он спускается с крылечка своего дома, и Марья Демьяновна, Герои Социалистического Труда, известная трактористка страны, поправляет косынку, не знает, куда руки деть.
— Здравствуйте, Павел Власович, — произносим с Марьей Демьяновной одновременно, словно кто-то взмахнул дирижёрской палочкой.
— Здравствуйте, — отвечает Суходол. — Завтра придёшь, Мария, — первый урок.
— Обязательно, Павел Власович.
— Хорошо. Будем рады.
Паше внимание приковано к удаляющейся фигуре. Директор идёт по селу! Одет по-праздничному, при всех орденах и медалях — завтра начинается учебный год!
Представительная осанка у директора нашей школы. И походка — красивая,
Со стороны центральной усадьбы бежит, окутанный бурым облаком пыли, грузовик и неожиданно останавливается. Кто это? А, Василь Сытник! Заметил издали директора, затормозил. Павел Власович снимает шляпу, помахивает ею.
— Интересно, отец Василя продолжает прикладываться к «жидкому топливу»?
— Перестал, — смеётся Марья Демьяновна. — Варвара Никифоровна припугнула, что уйдёт. Да и Павел Власович пристыдил. Деваться некуда — бросил.
Василь Сытник — тоже бывший ученик сулумиевской школы. Как комбайнёр Захар Дмитриевич Любченко, как Марья Довгаль и многие. Они остались в родном селе после окончания школы, вступили в колхоз и продолжают учиться заочно. Умным машинам нужны технически грамотные специалисты. А готовить их к этому начинаем мы, школа.
Сейчас у нас «школьное солнцестояние». Канун нового учебного года. Кроме того, уточняются данные, сколько десятиклассников принято и вузы, сколько не принято.
Шесть из восемнадцати, сдавших вступительные экзамены, не прошли по конкурсу. Два парня, четыре девушки. Хлопцы уйдут на действительную, а девчата? Осядут в городе, где «все удобства», или вернутся домой, чтобы стать свекловодами, доярками, трактористками?
Саша Довгаль, дочь Марьи Демьяновны, была в нашей, школе одной из самых успевающих учениц, но не прошла по конкурсу в медицинский институт. Удручённая печальной вестью мать перед тем, как ответить на письмо Саши, пришла посоветоваться со мной, как быть: девушка решила устроиться на завод и поступить на заочный.
Марья Демьяновна понимает: и городу нужны рабочие руки, да и жить Саше есть где — у дяди Сергея, старшего брата отца, директора научно-исследовательского института. Одно поражает прославленную трактористку: разве, работая в колхозе, нельзя учиться заочно, как учатся многие другие сулумиевцы? К примеру, взять хотя бы её, Марью Демьяновну… Она, уже будучи матерью двух детей, а, кроме того, на плечах — тракторная бригада, общественная работа, могла закончить сельскохозяйственную академию, а Саша выдумывает всякие причины…
Трактористка, глубоко вздохнув, сокрушённо произносит:
— Чего ей только не хватает! Саша, сидя дома, видит, как стартует космический корабль, перед ней выступают знаменитости — артисты, академики…
Слушаю Марью Демьяновну и слежу за Павлом Власовичем. К председателю нашему направляется. Невольно вспоминается совещание при директоре, на котором были председатель нашего колхоза Семён Андронович Довбыш и все члены правления.
Сначала разговор шёл спокойно, сошлись на том, что планы колхоза, его будущие успехи связаны с тем, к какому делу устремятся молодые силы, выпускники нашей школы. Потом скрестились шпаги.