Я живу в этом теле !
Шрифт:
Программа выдала на экран модель атома. Тех самых, из которых вся вселенная, мировое пространство, галактики, звезды, планеты, воздух, люди, звери, рыбы, черви...
По телу пробежала дрожь. Черт, мой разумоноситель же со школьной скамьи знает, что он из атомов, каждый из них висит в пустоте на огромном удалении один от другого. И что он, человек, на 999% из пустоты, абсолютной пустоты, где в определенном порядке носятся атомы! Из таких же атомов здешнее Солнце, только те атомы, из которых эта оранжевая звезда, трясутся в другом порядке.
Я чувствовал, как спина взмокла.
До обеда я успел дважды сбегать вниз в буфет, осушил две чашки крепчайшего кофе. Черт с ним, что укорачивает жизнь, мне здесь не до старости. Часики уже тикают, а чутье подсказывает, что мне здесь уже недолго. Совсем недолго.
Но чутье подсказывает только мне, живущему внутри этого разумоносителя, а вот он сам воспринимает этот мир как правильный и естественный. Если и ворчит, то на цены, налоги, дураков депутатов. Зато для него естественно то, что дико для меня: на косметику в этом мире тратится в восемьсот раз больше средств, чем на космос, а если бы деньги, истраченные на безуспешные поиски элексира от облысения пустить да в науку, то за два-три года нашли бы средство и от рака, и от СПИДа, и от всех сердечно-сосудистых, именуемых чумой их века.
Увы, по всему миру строятся гигантские фабрики и заводы по производству духов, одеколона, увлажняющих кремов, туши, таблеток для похудения без усилий - надо же!– кремов по разглаживанию морщин...
Научно-исследовательские лаборатории, получив колоссальные средства, разрабатывают новые покрои одежды, шляп, обуви. Там работают лучшие умы, ибо если будут создавать особые ткани скафандров для высадки на Марс, то получать будут меньше, славы меньше, толпы восторженных дур не побегут следом, а вот если создаст модель нового бюстгалтера... Хотя, по разумению более высокому, все должно быть наоборот. Увы, неча мне лезть в этот средневековый монастырь конца ХХ-го века со своим уставом ХХХ-го, а то и намного более высокого, намного...
Эти люди даже не знают, что они - смертны. Нет, теоретически знают, но это сказано где-то так вскользь, а масса церквей, сект и учений все века твердит о жизни после смерти, так что человечек твердо уверен, что его жизнь будет вечна. Это видно хотя бы по тому, как живет мой разумоноситель... То тело, в котором я сейчас нахожусь.
Да, сказал я себе напряженно, они просто живут. Как живут все растения, животные, рыбы, насекомые. Только у этих существ, они называются людьми, инстинкты усложнились настолько, что выделился особый вид инстинкта, называемым ими разумом. Этот разум помогает лучше удовлетворять все инстинкты этого существа: размножение, поиски еды, захватит территории.
Но, что это не настоящий разум, а лишь инстинкт, говорит то, что они даже не задумываются, что все они - смертны. И не просто смертны. А настолько, что никто из них не в состоянии прожить даже один галактический день, т.е., полный поворот галактики вокруг
Нет, этот мир нелепей нелепого. Возможно, для того меня сюда и забросили, чтобы я смог разобраться. Или вмешаться? Только что весь мир облетел скорбная весть: н пороге своего роскошного особняка застрелен знаменитый дизайнер такой-то. Весь мир скорбит, весь мир негодует...
Наверное, я бы тоже негодовал, будь я просто этим существом, но теперь я есть то, что высшее, и потому у меня волосы встают дыбом от этого нелепого вывиха, по которому пошла здешняя цивилизация. Ведь дизайнер одежды - это всего лишь человек, который придумает новые покрои, украшения здешних самок чуть иначе, чем был украшены ранее. Но мир совершенно не знает настоящих творцов их цивилизации! Никто не знает, кто создал их телевизоры, холодильники, компьютеры... И уж конечно, те настоящие гении не имели и сотой доли тех богатств, влияния и могущества, как эти по сути своей ничтожные, но довольно ловкие люди.
– А я поеду на Кипр, - доносился бодрый голос Вавилова.– Надо мир посмотреть, надо!
– Да, теперь выпускают, - сказал кто-то.
Я поднял от клавы голову. Возле стола Августины, самой хорошенькой в отделе, стояли в картинных позах Вавилов и Киреев, красовались, надували щеки, распускали павлиньи хвосты. Августина мило улыбалась, она всем давно знает цену, и лучше не спрашивать, как оценивает, улыбается мило всем
– Я и раньше ездил, - проронил Вавилов многозначительно.
Понятно, волна страха перед возможными репрессиями давно минула, теперь уже начали намекать на свои высокие посты при разгромленной власти.
– Но столько формальностей было!– возразил Киреев.– И ездить не в радость. Зато теперь... Хоть арабские эмираты, хоть острова, хоть в сам Израиль, про который раньше и подумать было нельзя...
Все еще дикари, сказал я себе. Их психика не успевает за прогрессом. Тысячи поколений, чтобы повидать планету, перемещали через земли свои тела. Недавно возникло кино, телевидение, Интернет, но люди все еще дикарски перемещают свое тело на тысячи верст, успевают увидеть плохо и ничтожно мало только потому, что так делали раньше, так считается, так говорили раньше... когда не было ни глобального телевидения, ни Интернета. А сейчас с личного монитора можно в течении часа побывать в пустыне Сахаре, во льдах Антарктиды, заглянуть в залы Эрмитажа, Лувра и казино Лас-Вегаса, а в перерывах понаблюдать за кладкой яиц стерхов.
Вавилов качнулся в сторону, высматривая меня, спросил громко:
– Виктор, а ты куда поедешь?
– Я?– переспросил я. Мелькнула мысль, что сам не знаю, куда поеду, когда закончу здесь.– Еще не решил.
Киреев между тем склонился к Августине, что-то нашептывал на розовое ушко. Она двусмысленно улыбалась. Вавилов посмотрел на них, вернулся к своему безобразному ящику. Послышалась дробь клавиш, затем его широкое дружелюбное лицо выдвинулось, словно выманивая на выстрел: