Я знаю, на что ты смотришь
Шрифт:
— Ева сама приняла это решение. Она знает, что сделала, и хочет все исправить.
— Могу я услышать это от нее? — давлю я.
— Не думаю.
— Какого?.. — у меня заканчиваются приличные слова.
Яростная дрожь бежит вверх по рукам.
— Максим, послушай. Ева, наконец-то, поняла и приняла, что ей нужна помощь. Да, ситуация ужасная, но она дала тот самый толчок, который был нужен. Из-за тебя все снова может сорваться. Вы знакомы всего пару недель. Просто пожелай ей удачи и забудь. Ты молодой парень,
Смех вырывается из горла хриплым кашлем.
— Ты сам-то кого-нибудь любил, Мирон? Сколько тебе? Тридцать? Ты вообще знаешь, что это такое?
— Хочешь сказать, что ты ее любишь? — усмехается он в ответ. — Максим, мне тоже было двадцать три когда-то… Все ваши «люблю» до первой телки с голыми сиськами.
— Ты меня не знаешь, — угрожающе наклоняюсь вперед.
— Хорошо. Давай по-другому. Любишь ее? Сильно любишь? Так отпусти. Ей нужно восстановиться. Нужно время, чтобы пережить все…
— И я хочу быть рядом! — твердость моего голоса может расколоть скалу, но не трогает мужчину передо мной, но только лишь первые две секунды.
— Я понимаю. Я, черт возьми, понимаю! Но больше не могу допускать ошибок. Мое желание помочь ей, уберечь, дать возможность самой попытаться выпутаться из сетей прошлого привело к тому, что Ева запуталась еще сильнее.
— Ты сам когда в последний раз говорил с ней?
Мирон достает из ящика стола ее мобильный телефон и кладет передо мной.
— Когда она была еще здесь, — произносит он, болезненно прикрывая глаза.
— И что она сказала? — я готов выдавить из него каждую крупицу, чтобы узнать все.
— Сказала… — у меня перехватывает дыхание, — встретимся в следующей жизни.
Резкий удар сердца, выбивает выдох.
Так себе прощание, но, зная Еву, это может значить, что она собирается вернуться уже без своего багажа. Моя смелая девочка. Я рад, если действительно это ее решение, рад даже, что мой вспоротый живот подтолкнул ее к нему, но… Почему она не захотела увидеть меня? Почему?
— Она не взяла ничего из вещей, — продолжает Мирон. — Просто уехала с отцом.
— А с ним ты говорил?
— Один раз. Через пару дней, после их отъезда.
— И-и-и?
— Они определили ее в клинику за границей. Я теперь у него не на самом хорошем счету, ведь скрывал безумства Евы полтора года. Он попросил меня больше его не беспокоить. И если Ева захочет связаться со мной, то сделает это, когда будет готова.
— Если… — повторяю, глядя в пустоту.
— Думаю, для тебя ответ будет таким же. Отец Евы не самый сговорчивый мужик.
— Но я могу попытаться.
— Я звонил ему после этого еще несколько раз. Номер абонента больше не обслуживается. Если они улетели куда-то, то могли запросто сменить симки.
То есть вот так? Ее просто забрали у меня и все? И я ничего не могу сделать? Ничего?!
Поднимаюсь со стула. Мне здесь больше нечего делать. Хватаю серебристый побитый жизнью мобильник, даже не спрашивая разрешения, и собираюсь уйти.
— Дай мне знать… — начинаю я, голос не слушается.
— Да. Я обещаю, — перебивает Мирон, догадываясь, о чем я хочу его попросить.
— Тогда, на связи, — протягиваю ему руку.
— Ты серьезно? Насчет Евы? — он делает ответный жест.
— До свидания, Мирон, — крепко сжимаю его ладонь и ухожу прочь, больше не желая видеть отражение собственной грусти на его лице.
Забрав документы из отдела кадров и упаковав вещи, отправляюсь в бар. Не могу же я уехать, не перекинувшись парой фраз с Колей, Тосей и Настей. Они стали моими друзьями. Пусть мы знакомы не так уж много, но… Дружба ведь — чувство. Да, ее нужно проверять и строить, но чтобы она началась достаточно одной лишь улыбки или подзатыльника.
— Привет, ковбой, — сияет Коля. — Выглядишь…
— Так, будто тебя пырнули ножом, — подключается Тося.
— Не слушай их, Макс, — хохочет Настя. — Ты просто…
— Высох, — снова вворачивает колкость Тося. — Тебя там что, не кормили?
— Я теперь на диете, — усмехаюсь, осторожно забираясь на барный стул.
— Из солнечного света и морского воздуха? — говорит Коля.
— Из твоих дебильных шуток, шелуха.
— И из твоих тупых подколов, семечка подгоревшая!
Тосе и Коле, кажется, никогда не надоест это соревнование.
Болтаю с ребятами, то и дело поглядывая на время. У меня поезд через три часа и, если я хочу успеть кое-что сделать, нужно начинать прощаться.
— Ну, че, коллеги? — поднимаю стакан с яблочным соком.
— Н_е-е-ет, — ноет Коля. — Не оставляй меня с этими двумя, они же…
— Да мы лучшее, что с тобой случилось за всю жизнь, — серьезно заявляет Тося, хлопая Коле ладонью по лбу.
— Ты не хочешь остаться еще на несколько дней? — смущенно спрашивает Настя.
— Нет. Загорать мне нельзя, купаться тоже. Че душу травить? Но мы не последний раз видимся.
— Обещаешь?
— Обещаю…
В одной точке сходятся: фраппучино, лимонад, вода и яблочный сок. Безалкогольное, но душевное прощание с людьми, которые стали по-настоящему «своими чуваками».
Оставляю сумку у мужиков на пропускном пункте, чтобы не возвращаться на территорию за ней, а сам готовлюсь к долгой прогулке до скалы. Забор мне не преодолеть, так что приходится переться в окружную. Солнце нещадно палит, горячий песок жжет кожу на ногах, но я должен туда дойти. Просто не могу иначе. Если я уж не могу попрощаться с Евой по-настоящему, то хотя бы вот так.