Я. Книга-месть
Шрифт:
– Одно с другим не сочетается? – улыбнулся он.
Это место из интервью удалили. Разумеется.
Не предаваться унынию учит он.
Даже тех, кому он не приносил и не приносит музыкальной радости.
Даже молодые да ранние безоговорочно признают Его безоговорочным образцом.
Он может спеть и про ночное море, где каждый из нас замирал в божественном восторге и
божественной тоске, среди немолчного шума и пылающей звездной бездны, и следом
отчеканить осанну людям
поющим о расставании, предвосхищающем перемещение в небесный приют.
Он умеет горько улыбаться над бренностью героев, нет, Норд-Ост жизни и тщетой надежд, но
знает, что ему, как артисту ненизкого полета, вменено в обязанность дарить надежду другим, по сегодня полагающим ИК совершенным артистом.
ИК не знает, из другого теста, что такое просчитанный успех, или же просто он попал в нерв
времени тем, что пел отменно песни, внушающие возможность счастья.
Сталкивались Вы с предательством? Можете ли Вы предать?
Да, меня пытались нагнуть. Но поскольку я сам не идеален (хотя до голого предательства не
доходило), чего тут апофегмы толкать.
Половина страны убеждена, что ИК способен лед превратить в порох, чувственными речами и
песнями помочь сохранить лицо, остановить (как он это сделал во время кошмара
«Норд-Оста») запертых в узилище разъедаемого безумием сознания обдолбанных фанатиков.
В Наташу Кобзон я был влюбленный!
Я был шумный, но невнятный, разумеется, обаятельный, но до неприличия закомплексованный.
P. S. Таки так и есть: они слитые для меня воедино: Родина моя и мой Кобзон.
И зачем Киркорову синематограф? Лучше бы пел
Я уже писал однажды про Киркорова, что он полон силы и огня, часто по-артистически
безумен, но ему не хватает большого стиля, он зачастую не в ладах со вкусом. И все-таки я его
люблю и потому понимаю природу любви к нему. Он – верный. Себялюбец, конечно, еще тот, но, уверяю вас, в науке выстраивания правильных отношений с социумом толк знает. А уж в
том, как строить карьеру, ему просто равных нет.
Пока иные, скрючившись, валяются средь дымящихся руин много обещавших карьер, ФК
движется вперед. Очевидно, он и в приватных беседах признает, что его жизнь на эстраде, где
он с младых ногтей и где он скала среди холмиков, ему наскучила. А в преддверии выхода на
экраны фильма «Любовь в большом городе-2» и публично была произнесена парочка очень
сильных выражений.
Смысл и сила их как раз в том, что практически потерян интерес к этому, эстрадному, принесшему ему оглушительную славу роду деятельности, ибо – расти дальше некуда. Он уже
ходил веселыми ногами в продюсирование.
всем, как продюсер решил перешагнуть чрез период ученичества, созревания, то есть, не
постигнув азбуки, взялся писать роман. Мюзикл почил, Стоцкая, Агурбаш, Колдун… Где они?
Сейчас помогает Лорак и… Билану. Чтоб тот в третий раз поехал на Евровидение, что само по
себе выше всякого разумения. Киркорову скучно. С математикой у него всегда была любовь –его волнует художественная сторона вопроса. Любимец муз хочет быть любимцем ВСЕХ муз.
Поэтому подался в кино, хочет детей. Слышите? Кино и детей ему подавай. Насчет детей
промолчу, а кино – почему нет? У ФК, на всех фронтах желающего быть первым, везде
кратко-временный сеанс любви с предметом. Независимо от качества предмета.
Отар, сложно ли быть известным? Слава не портит?
Слава портит всех. Маскулинные идолы мутируют в женоподобных крольчих – и наоборот.
Роль в новой киношке Марюса Вайсберга у него не главная, но смыслообразующая. Что первая
часть, что вторая – умеренно смешные, а ФК… что написать, не знаю. ФК и в кино ФК. Но кино
зряшное, вот что. Мелкотравчатое какое-то для затеянного не для мелкой суеты Филиппа.
Сальное. Такие мюзиклы априори обречены: голосят, наша природа донтандэстэнд такое
дерьмо. Спираль, порожденная его вездесущностью, прошла точку полного витка (он даже был
женат, помните?), и я говорю ему: полно, шеф, отрекись от побочного, пой! Лучше пой.
P. S. Я уверен, что Он еще долго-долго будет № 1.
И я рад этому.
Как, наверное, этому рад Он.
Аллегрова
Мнимо грубый, на поверку сентиментальная квашня, старомодно убежденная, что сермяга
победит силикон, что объятия длят жизнь, всякая даруемая нами улыбка есть правильный знак
по дороге в эдем, я негаданно накатал статью про Аллегрову Ирину.
Надо ли говорить, что текст был путаный: я называл ее Королевой, но Вульгарной, то есть
Вульгарной, но Королевой. При всей путаности текст, мне казалось, дышал симпатией. Ей
передали не то и не так, мне передали, что совсем скоро меня принудят лизать огненную
сковородку.
Через месяц я встретился с ней на юбилее непростого человека, и первые минут пять между
нами потрескивало электричество.
После она отменила гнев, я раза три удачно сострил, потом она в лоб спрашивает, какие три ее
песни мне по нраву, а меня, знаете ли, на понт не возьмешь, и, хоть и завладела бледность
рожей моей, я выпалил: «Транзитный пассажир», «Улыбка папы», «Фотография 9Ч12» – и