Я. Ты. Мы. Они
Шрифт:
— Давай посмотрим. Чернов Станислав Александрович… так-с, этого товарища мы помним. Это сколько ему сейчас… Ого, почти 17 уже. Кошмар, как быстро время летит. Одиннадцатый класс стало быть. Оценки сносные вполне. Ладно, этого берем, все-таки уже ходил к нам полгода, когда у матери-то в животе был. А это кто у нас? Чернов Роман Александрович. Про этого, кажется, слышала. 14 лет. Восьмой класс, посмотрим. Следующий. Чернов Кирилл Александрович, 11 лет. Ну, вы там с Александром точно увлеклись друг другом.
— Так надо было, по-другому не получалось, — смущенно оправдываюсь
— Ладно, кто у нас там последний. Бероев Дамир Рустамович, — читает, а потом вопросительно смотрит на меня Галина Петровна. — Это уже что-то новое. Тоже 17 лет, значит тоже будущий выпускник. И откуда это чудо у нас взялось?
— Усыновили…
— Дай угадаю, так получилось?
— Ну, можно и так сказать…
— Ох, Быстрицкая, ну и уникум же ты у нас. Опять пришла смуту нести в наше учебное заведение?
— Не то чтобы совсем…
— Ну-ка, а давай ты мне всю историю расскажешь, а я уже решу, что со всеми вами делать.
И я рассказываю. Неожиданно легко и свободно. Про Ромку и переезд в Москву, про то, как Кирилла решилась рожать, про то, как Сашке дочку приспичило, а получилось в итоге сразу две. Как Дамира не смогли оставить, как боролись за него. Про жили-были. Даже про Стаса и его косяки упомянула, хотя не самая лучшая реклама для отпрыска. Только про Сашину измену не стала уточнять, сказала, что разругались. И в качестве итога подвела, что оказалась здесь.
— Ох, Саша, с вас с Черновым романы писать можно. Я ж вас помню обоих. Неугомонные, взрывные… Да-да, взрывные, просто каждый в своем. Наверное, только с вами обоими могло такое произойти.
Я неопределенно жму плечами, возразить мне нечего.
Галина Петровна какое-то время обдумывает услышанное, а я даже немного нервничать начинаю.
— Так, ладно. Возьму я вас, но только при одном условии.
Условие? Я моментально напрягаюсь. Если у меня сейчас деньги попросят, я, конечно, дам. Вот только какая-то детская иллюзия о добром, вечном и справедливом у меня рухнет.
— Ты же иняз у нас заканчивала? Я ж помню, как тебя Верочка по всем олимпиадам таскала. Так вот, у нас сейчас в школе некоторые кадровые проблемы, у меня сразу два учителя английского уходят — одна переезжает, а другая в декрет. И нам прям обязательно новый учитель необходим. Пойдешь ко мне английский преподавать?
Глава 26
На следующий день Сашка не приходит. Впрочем, послезавтра и два дня спустя тоже. Впервые с прошлой весны он пропадает, и я не знаю, где он и что он. Липкая паника зарождается где-то под кожей, заполняя все мое существо. Пока родители не видят, звоню Черновым домой, но Надежда Викторовна говорит, что ни Саши, ни Алены дома нет. И больше никаких подробностей.
Еле выдерживаю до конца каникул, своим настроением изводя всех вокруг. Задушевных разговоров мама со мной больше не ведет, лишь недовольно морщится, когда я дергаюсь от каждого телефонного звонка, или просто бездумно мечусь по квартире. В итоге у меня забирают Стаса, с обоснованием: «Хватит нервировать ребенка» и отправляют прогуляться до бабушки.
По пути очень хочется зайти к
Бабуля поит меня чаем с вареньем. По ее теории, горячий сладкий чай способен излечить от любых сердечных недугов. Тогда дайте мне целую канистру, а лучше две.
— Не печалься, Санька, прорвемся.
— Я не печалюсь…
— Ну-ну… А на мать не серчай. Она как лучше хочет, — бабушка успокаивающе треплет меня по голове.
— Бабуль, ну почему все вокруг считают, что лучше меня знают, что мне надо?
— Потому что любовь слепа… особенно на первых порах.
Опять любовь. Но ведь проблема же не в ней, а в том, что меня вдруг решили самого главного, что было у меня — свободы выбора. Да, я была послушной девочкой, но было легко быть послушной на расстоянии. А сейчас меня обложили вниманием со всех сторон. А еще лишили желаемого — возможности видеться с Сашкой. А может быть, я первый раз в жизни точно знала, чего хочу — Чернова. И дело же не в любви… Ну ладно, не только в ней. Но это было крайне приятно почувствовать себя частью его жизни, почувствовать свою нужность…
— К тому же мама слишком хорошо понимает, что с тобой происходит.
— Думаешь? — я скептически воспринимаю бабушкины слова.
— Знаю. Они когда с Сережей только познакомились, все с ним характерами сойтись не могли. Все страдали, кто кого…
— Ба, это не то.
— Это тебе так кажется. Они пока не поженились, раз пять или шесть только сходились и расставались.
— Да? — удивляюсь я. — Они не рассказывали.
— Потому что вспоминать не любят, — бабушка улыбается каким-то своим мыслям. — Молодые были, горячие. Ошибок тогда понаделали, что не на одну жизнь хватит. У Людки же каждый раз трагедия была, прям настоящий конец света. Что ни пить, ни есть не могла. Думала, что вместе с ней мозгами поеду. Она ходит, чахнет, а я переживай. Так что твоя мать слишком хорошо знает, что такое любовная лихорадка.
Любовная лихорадка. Неужели это то, что происходит со мной?
В понедельник выхожу на учебу. И только сейчас понимаю, как мне не хватало все это время Сашки в школе… возможности случайно столкнуться в коридоре, ну или хотя бы наблюдать за тем, как он общается с одноклассниками, смеется… вот только по его обжиманиям с Сомовой не скучала. От слова совсем.
Аленка сегодня какая-то не в настроении. И все мои попытки заговорить про ее брата уходят в никуда. Ну, блин, тогда зачем вообще нужно было поднимать тот разговор на новый год?
Злюсь на Алену, на себя, на Сашку. Даже на уроках сидеть нормально не могу. В итоге после пятого урока плюю на все и собираюсь домой. Пойду что ли хоть с детенышем пообнимаюсь, уж он-то должен понять мою тоску по Чернову.
На улице холодно, поднимается сильный ветер, метет снег. Прям под стать моему убогому настроению. Посильнее заворачиваюсь в шарф. Кажется, прогулки со Стасом сегодня отменяются, гулять ребенку на балконе. Ветер завывает как-то совсем тоскливо, и мне кажется, что он несет по улицам тоскливое: «Сааааняяяя».