Я. Ты. Мы. Они
Шрифт:
Подъездная дверь оказывается открыта, и мы с Киром быстренько проскальзываем вовнутрь, минуя домофон. Если делать сюрпризы, то делать их до конца. Только стоя под нужной дверью, я подумала о том, что следовало бы взять с собой Стаса, он же вчера тоже пропустил визит вежливости. Но с другой стороны, очень уж хотелось развеять именно Кирюху.
Сын нажимает звонок. Тишина. Опять нажимает. Тишина. Я уже успеваю обрадоваться, что по ходу дела дома никого нет, и совесть моя может быть чиста, когда дверь все же распахивается. На пороге стоит Алена, грозно скрестившая на
— Ага, явилась-таки?! — злобненько шипит Аленка.
Я тыкаю пальцем над макушкой Кира, пытаясь донести до золовки информацию типа: «Здравствуйте, Я-Кирюша, не убивайте, пожалуйста, мою маму. Возможно, она нам еще пригодится».
Чернова обреченно вздыхает.
— Привет, Чижик. Как дела? — вот с ребенком она приветлива, а можно мне так же? Ах да, Чижик же не сбегал от ее любимого братца, а потом не прятался ото всех две недели в соседнем дворе. Вернее, сбегал и прятался, но не по собственной воле.
— Здравствуйте, тетя Алена! — счастливо тараторит Кир. Аленку они все обожают.
— Просила же, просто Алена.
— Угу, — все равно «тетькать» не перестанет, знаем, плавали.
— Заходите уже, — сжалились над нами.
Кирюха первый ныряет в квартиру, а я еще стою на пороге и мнусь, как будто мне сейчас предстоит побывать в логове мирового зла. Алена обнимает своего Чижика и кричит куда-то вглубь дома:
— Мам, Саня с Кирюхой пришли.
Вот и все, отступать больше некуда, и я тоже делаю шаг в прихожую, закрывая за собой дверь.
Надежда Викторовна появляется из гостиной, жарко прижимает к себе внука. По непонятной мне причине, именно младший сын был ее любимчиком. Не то чтобы я сомневалась в очаровании мелкого, но все равно логического объяснения себе не находила. Хотя, возможно, дело было в том, что лишь Кир позволял просто любить себя беззаветной любовью? Со Стасом у них было холодное противостояние, по моему страшному подозрению, передавшееся ему от меня. Рома со всеми был кактусом. А третий ребенок, подобно подсолнуху, всегда тянулся к теплу и отдавал его сторицей.
Пока свекровь не обращает на меня внимания, я хорошенько ее разглядываю. Небольшого роста, но со стальным стержнем внутри, это прослеживается по всему — прямой спине, плечам, пронзительному взгляду. Для своих шестидесяти с хвостиком она прекрасно сохранилась — всегда ухоженная, накрашенная, хоть сейчас на торжественный выход.
Становится неудобно за свои «подранные» джинсы и футболку. Надо было, блин, озадачиться своим внешним видом.
— Здравствуй, Александра, — все-таки вспоминают обо мне.
— Добрый вечер, Надежда Викторовна! — честно стараюсь улыбнуться я.
— Мы тебя завтра ждали, — общение, не начатое с упрека, и за общение-то не считается. — Проходи на кухню. Ален, развлеки пока Кирюшку.
Разделяй и властвуй. Надо было больше детей брать, тогда хоть кого-нибудь можно было с собой утащить. Зря я что ли их рожала?
На безукоризненно чистой кухне все
Мне наливают чай, ставят какие-то угощения на стол. Под строгим взглядом свекрови улепетываю в ванную, руки мыть. Я что, виновата, что меня сразу на кухню отправили? Зову Кира и на всякий случай еще тру ему мордаху. Тот, конечно, морщится и фыркает. И вот мы сидим вдвоем на кухне и очень интеллигентно пьем чай. Локти на стол главное не поставить. Ноги еще ровно держим. Спину прямо. Ой, а я что, хлюпнула сейчас? А кружку как держать? Не то чтобы я была деревенщиной, но в компании свекрови всегда приходила паника. Может быть, только поэтому уже стоит уйти от Чернова? Хоть тогда расслабиться смогу. Но кого я обманываю, мы же теперь через дорогу живем. Так что перспектива «сжечь» собственную квартиру будет еще долго висеть дамокловым мечом над моей головой.
Кстати, о моей голове. Когда мне уже начнут мозги-то выносить, приписывая все мыслимые и немыслимые грехи?
Но Надежда Викторовна не торопится, явно оттягивая удовольствие на потом. Выспрашивает меня про здоровье Стаса, про то, как мы устроились, про наши планы на будущее.
И лишь когда я уже допиваю вторую кружку чая, задает тот вопрос, ради которого мы все собрались. Правда, звучит он иначе, чем я ожидала.
— Что он натворил?
— А? — по-идиотски уточняю я.
— Саша, что он натворил, раз ты решилась сбежать от него? — странно, но в голосе совершенно не слышится упрека.
— Мы поругались, — пытаюсь обтекаемо ответить я.
Во-первых, мне стыдно признаваться свекрови в том, что ее сын изменил мне. Зачем давать лишний повод для доказательства своей несостоятельности. Во-вторых, не хочется, подставлять Сашку. Глупо, да. Но пусть потом сам объясняется со своими родителями.
— А все же? — не успокаивается Надежда Викторовна.
— Поругались и все, — не сдаю я своих позиций.
Недовольно морщится, сжимая губы в непроницаемую линию, демонстрируя высокую степень недовольства. Наивысшая — просто начать орать, когда слетают все приличия, и на чужую голову вываливается все что угодно. Надеюсь, до крайней точки мы не сегодня не дойдем.
Между нами повисает напряженное молчание.
А потом Сашкина мама удивляет меня вновь, проявив чудеса прозорливости.
— Он тебе изменил?
Я даже рот от удивления открываю. Интересно, а можно одновременно и бледнеть, и краснеть?
— Так значит, изменил, — правильно понимает меня свекровь. — Вот же свинота!
— Кто, я? — на всякий случай уточняю.
— Да ты-то тут причем! Александр же! Ну что ты смотришь на меня так? Думаешь, я слепая, совсем ничего не понимаю? Если ты сбежала от него со всеми детьми сюда, значит, произошло что-то максимально непростительное. Руку бы он на тебя в жизни не поднял. Сама бы ты ничего такого не натворила. Вот и остается, что изменил.