Ядовитый цветок
Шрифт:
Утром следующего дня у стола в операционной стояли сразу двое. Сам шеф счел необходимым принять участие в работе совместно с доктором Вальехо. Накануне они внимательно посмотрели кассеты с фильмами Моны, подолгу изучая стоп-кадры. На основании введенных в компьютер данных был получен объемный портрет, представляющий любые ракурсы лица женщины.
Когда пациентка уснула, погрузившись в бездны наркоза, и бригада анестезиологов дала «добро», профессор Салливен скомандовал: «Начали! Да поможет нам Дева Мария!»
Оба хирурга одновременно взглянули на экран компьютера, с которого на них смотрела очаровательная
Все ньюйоркцы без устали твердили о необычайной жаре. Середина лета не лучшее время для жителей колоссального мегаполиса. Но Берт не замечал ничего вокруг. Из окна кабинета директора «Стеферсон Уэлси компани» был виден лес небоскребов Манхеттена. Днем они казались мощными сталагмитами, устремленными, вопреки законам притяжения, в небо. Вечерами и ночью Берту казалось, что он парит в мириадах огненных искр, заполняющих безмолвную бездну. Перемен погоды он вообще не чувствовал, потеряв ориентацию в пространстве и времени. Мир Берта Уэлси вот уже целый месяц ограничивался стенами кабинета и бесконечными отчетами о делах компании, в которые он вгрызался усилием воли.
Заместитель Дика Уэлси делал все возможное, чтобы помочь новому шефу. Но часто Берту хотелось бежать подальше от этого шикарного кабинета и проблем, в которых он разбирался не лучше собственной секретарши.
Когда капитан Лухас из Валенсии попросил его приехать, Берт обрадовался. Он горячо благодарил капитана и судьбу, и лишь опустив трубку, понял, что радуется необходимости оторваться от дел, а не возможности вновь обрести Мону.
Он довольно просто смирился с мыслью о потере жены и мысленно установил себе срок: с начала следующего года он официально признает себя вдовцом. Восемь месяцев — достаточный срок, чтобы понять: не возвращается тот, кто не может или не хочет вернуться.
Время, прошедшее после турнира в Барселоне, оказалось настолько напряженным, что у Берта не оставалось сил даже для личных эмоций. Пропажа жены, лечение в клинике, смерть отца, лавина обрушившихся проблем, связанных с руководством компанией, мешали ему задумываться над собственной жизнью.
Как никогда Берт чувствовал себя одиноким и злым. Он не собирался прощать Клер и не верил, что Мона мертва.
— Мы обнаружили в одной из частных клиник женщину, подходящую по описанию на миссис Барроу. — Сказал капитан. — Она была сильно изувечена и не помнила ничего, что с ней произошло. За пределами досягаемости памяти больной оставалось и все её прошлое.
— Откуда же вы взяли, что эта женщина — моя жена?
— Из её собственных утверждений. Уже два месяца она находится на излечении в клинике «Тесса» и называет себя Моной Барроу.
— Благодарю вас, капитан. Завтра же вылетаю.
Профессор Салливен волновался. Хотя невропатолог, курирующий больную, находил в состоянии её психики заметные улучшения, у профессора было достаточно оснований предполагать. что визит мистера Уэлси окажется напрасным. Действительно, силы и память постепенно возвращались к молодой женщине. Она уже могла самостоятельно совершать прогулки по парку, но старалась держаться подальше от других пациентов. В «Тессе» действовал раз и навсегда установленный порядок: инкогнито пациентов поддерживалось неукоснительно, а общение между ними деликатно пресекалось.
Миссис
— Я помню все, что хотела бы вспомнить. Согласитесь, доктор, вы бы и сами не отказались вымарать кое-что из своей памяти. Как и любой другой человек. Будем считать, что мне повезло. — Сказала она.
Когда миссис Барроу сообщили, что её муж отрекся от гоночного спорта ради сохранения её душевного спокойствия, она очень погрустнела. «Берт очень хороший муж. Любая может позавидовать мне», — заметила она и промолчала целый день.
Салливен не помнил, чтобы судьба какого-то пациента вызывала такой интерес о персонала клиники. За состоянием больной из палаты № 9 следили не менее внимательно, чем за развитием сюжета популярного телесериала.
Посмотрев ещё раз на кассету с первым фильмом Моны Барроу «Молчание», Фернандес решил, что психика молодой женщины была не совсем в порядке уже в те времена — девять лет назад. Зато её лицо он теперь мог бы узнать из тысячи хорошеньких женщин.
И вот наступил день, которого обычно с трепетом ожидают все пациенты, сделавшие лицевую пластику. Заботясь о своей внешности, они совсем не думают о том, что снятие повязки — ответственный экзамен для хирурга.
Конечно, то, что скрывали бинты, было известно Салливену и Вальехо, как свои пять пальцев. Нижняя часть лица была делом рук Вальехо, носом и глазом занимался профессор. А процессы приживления, рубцевания, стягивания они наблюдали этап за этапом, внося необходимые коррективы.
Теперь полностью завершенное лицо должно было быть представлено его владелице в соответствующем оформлении — парикмахер клиники покрасил волосы пациентки и даже ухитрился прикрыть верхними прядями участок, выстриженный над ухом.
Кроме Амелии Гарсиа и доктора Вальехо в кабинете Салливена никого не было. Вопреки всем правилам, они решили, что встреча с собственным лицом должна произойти в уже привычной пациентке обстановке. С внутренней стороны дверцы стенного шкафа имелось большое зеркало, перед которым обычно шеф клиники облачался в свою докторскую форму — бледно-зеленый костюм с эмблемой «Тессы» на верхнем кармашке и пластиковой карточкой с его именем на трех языках.
По просьбе шефа Амелия приобрела в универсаме шерстяное платье соответствующее размерам пациентки и специфике ситуации. Белый гипюровый воротничок и манжеты украшали строгое синее джерси. Но когда профессор собственноручно освободил лицо миссис Барроу от повязок, все трое не могли не признать, что женщина выглядит очень мило.
Амелия протянула ей набор косметики, приобретенный вместе с платьем, и открыла дверцу шкафа, представив большое зеркало.
— Пожалуйста, миссис Барроу, взгляните на себя и сделайте макияж сами, как вы привыкли.