Яфет
Шрифт:
– Прости, Яфет, – молвил он, с трудом шевеля губами. – Это забрало слишком много сил…
Тцар сидит мрачный, как грозовая туча. Провел пальцами по заросшему щетиной подбородку, хмуро обронил:
– Что с ними стало? Ратибор…
– Это война, Яфет, – сказал волхв невесело и развел руками. – Гибнут лучшие. Самые храбрые и сильные.
Громострел поднес сначала Яфету, а затем и волхву по широкой медной чаше с вином. На лице тень сожаления, мол, лучшее вавилонское, бережем для пира, но ради друзей ничего не жалко.
Волхв,
Яфет отставил чашу, даже не пригубив. Он тяжело поднялся. Лучи солнца упали на осунувшееся лицо. Щеки запали, скулы заострились. Взгляд сделался еще более хмурым, в глазах мечутся злые искры, как у человека, что готов свернуть горы, но бессилен, и это люто гложет его изнутри.
– Останемся ровно на день, – произнес твердо, не глядя ни на кого. – Справим тризну по павшим. На рассвете – в путь!
– Мне надо поспать, – проворчал Громострел, – а потом и поесть. Да и Соколиный Клюв если не отдохнет хоть малость, копыта отбросит. Про тебя, Яфет, я вообще молчу. Ты себя совсем не жалеешь.
Тцар ожег воеводу злым и угрюмым взором, смотрит с высоты чудовищного роста:
– В могиле отосплюсь. А вы, конечно же, отдохните.
Глава 6
Сон не шел. От выпитого отвара из рагура до сих пор едкая горечь во рту, как и после созерцания гибели Ратибора с отрядом. В висках тяжело шумит кровь, мощно пульсирует, словно изнутри в черепе бьется птица и отчаянно пытается вырваться.
Подойдя к повозкам с шатрами жен, Яфет миновал первый шатер из яркой бордовой ткани, прошел мимо второго. Остановился у третьей повозки. Шатер Златокоры самый высокий из всех, поскольку тцар уже давно ночует именно здесь, с его ростом в других шатрах он упирается головой в потолок.
Рывком откинув полог, тцар шагнул внутрь. Весте с ним в шатер ворвался яркий солнечный свет, охватывая его неимоверно высокую фигуру со спины и делая его похожим на спустившегося с небес бога.
Свет выхватил из полумрака маленький столик, на нем пузатый кувшин и широкая ваза с крупными спелыми яблоками.
Сквозь прорези в плотной оранжевой ткани проникают солнечные лучи, режут полумрак, высвечивают медленный танец пылинок.
Сначала Яфету показалось, что в центре шатра по подушке струятся и переливаются в лучах дневного света нити расплавленного золота. Затем шевельнулась завернутая в шкуру гепарда женская фигура. Она подняла голову, и немыслимой красоты золотистые волосы водопадом хлынули на хрупкие плечи проснувшейся девушки.
На Златокоре ночная рубашка из лучшего шелка, который только можно было отыскать в богатом и изнеженном Вавилоне. Купцы привозят его издалека, дерут непомерно высокую цену. Но тцар для своих жен не скупился ни на шелка, ни на самоцветы.
Девушка машинально поправила сползшую с худого плеча рубаху, целомудренно скрыла на миг оголившуюся грудь, и сонно улыбнулась.
– А, это ты, мой повелитель, – произнесла мягко. – Нам уже пора ехать дальше?
Яфет устало поправил обруч, что перехватывает волосы на лбу, покачал головой.
– Отдыхай, Златокора. И людям, и животным надо набраться сил.
Он снял сапоги, ноздрей коснулся сладковатый аромат роз – на подошвах грязь, там видны остатки огромных стоптанных лепестков. Яфет медленно подошел к жене и опустился на выстланный коврами пол.
Девушка сладко зевнула, прикрыв ладошкой рот. На миг блеснули белые, как жемчуг, зубы.
– Ратибор еще не вернулся? – спросила она. – Мне снился тревожный сон. Будто в небе почернело от налетевших ворон. Они летают кругами и всё каркают, каркают…
Она посмотрела в ожидании ответа.
Яфет обнял, поцеловал в щеку, с наслаждением вдыхая дивный запах ее волос, которые не знают благовоний. Правда о ее брате вертится на языке, не дает покоя, разрывает грудь. Скорбь заставляет сердце сжиматься в тугой пульсирующий комок. Горло словно перехватила железная рука.
– Ратибор сражается храбро, Златокора, – произнес он хрипло. – Его воины – самые отважные из тех, с кем мне доводилось биться бок о бок.
Он положил голову младшей жене на колени, чувствуя, как ледяная глыба внутри тает, плавится и вот уже в груди полыхает пожар. Сердце стучит громко и гулко, а пальцы судорожно сжались в кулаки.
– Я всегда чувствую, когда ты говоришь неправду, – произнесла девушка негромко. – Но я знаю, что ты бы мне ни за что не солгал. Ты просто боишься меня ранить, мой тцар.
Яфет поднял голову и сел. Коснулся ее крохотного и тонкого плеча своим, могучим, похожим на отполированный приливом морской валун. Даже сидя с ней рядом, Яфет все равно много выше, и голова Златокоры доходит ему до плеча. Она посмотрела на тцара, их взгляды встретились.
Златокора вовсе не выглядит напуганной. Наоборот, в минуту опасности или в предчувствии дурных вестей всегда собирается в кулак и выглядит крепче, сильнее, чем на самом деле.
– Златокора… – начал было Яфет, подыскивая слова.
Но жена не дала закончить, мягко перебив.
– Мне снился тревожный сон не просто так, верно?
Глаза ее предательски заблестели. От милого, почти детского лица с тонкими алыми губами отхлынула кровь. Яфету показалось, что она уже все поняла.
– Скажи, что за весть ты принес, но боишься рассказать? – молвила девушка. – Черные вороны заполонили все небо. Они кричат и летают кругами. Их карканье жалит так больно, врезается в уши, точно ножи!
Она подняла ладони и с силой прижала к вискам, словно надеясь помешать крови отчаянно стучать в жилах.