Яков. Воспоминания

Антонова Лада

Спустя некоторое время подъехали оба купца с дочками. Отцы были расстроены, дочери испуганы. Ждали адвоката, Виктора Ивановича Миронова. Вскоре подъехал и он, тоже, почему-то в сопровождении дочери. Сбылась мечта Антона Андреевича

Анна Викторовна в утреннем платье и хорошенькой шляпке совсем не напоминала сегодня того сорванца, запомнившегося мне по делу Кулешовых. Выглядела она напряженной и огорченной, что вполне объяснялось обстоятельствами. Вот что обстоятельствами никак не объяснялось, так это ее само присутствие

здесь. Впрочем, раз ее отец не возражает, я тоже не стану. Пусть присутствует, следствию это не помеха. И я начал допрос.

— Антон Андреевич, записывайте. Начинаем допрос по делу об убийстве Олимпиады Курехиной. Присутствуют свидетельницы: Софья Молчалина в сопровождении отца, Екатерина Прохорова в сопровождении папеньки. И адвокат господина Прохорова, господин Миронов.

Протокольную часть прервал резкий звук: Анна Викторовна, стоявшая у зеркала, опрокинула подсвечник. Все обернулись. Виктор Иванович, сглаживая неловкий момент, представил:

— Это моя дочь, Анна Викторовна, — и, после крохотной заминки, — мой ассистент.

Что ж, пусть будет ассистент, не суть. Главное, что ситуация исчерпана и я могу продолжать допрос:

— Давайте к делу. Ну, расскажите, девушки, что же вам взбрело в голову среди ночи срываться из дома дьявола вызывать?

Софья Молчалина молча потупилась с виноватым видом. Катя Прохорова взглянула на меня настороженным взглядом из-под полей соломенной гимназической шляпки, ответила ассиметрично:

— Меня посадят в крепость?

Так, теперь понятно, кто у них заводила. Катя явно посмелее Сони будет. Да и постарше, кстати. Ей уже есть четырнадцать. Значит, если будет доказана ее вина, ей не избежать исправительного заведения.

Отец Прохоров рассмеялся нервически, принужденно:

— Вот дуреха! — оглянулся на Миронова. — Да кто ж тебя посадит, дурочка малолетняя! Давай, отвечай!

— Мы вызывали Князя Тьмы. По книжке. — Катя Прохорова говорила неохотно, но смотрела прямо на меня, даже с некоторым вызовом.

— Видно он вам сильно понадобился среди ночи! — я позволил себе сарказм, показывая юной сатанистке, что не слишком-то верю ее словам. — И что было дальше?

Катя взглянула на подругу. Соня совсем спряталась под полями шляпки, лица не видно. Вступать в разговор она явно была не намерена. Катя это тоже поняла, и продолжила, так же медленно, скупыми фразами:

— Зеркало стало дрожать. Он начал лезть сюда, к нам. И оттуда вырвался жуткий демон.

Тут Катин рассказ был неожиданным образом прерван. Анна Викторовна вдруг вскрикнула от испуга, шарахнулась к стене, побледнев.

— Что с вами, барышня? — встревоженно спросил ее Прохоров, опережая меня.

— С тобой все хорошо? — строгим тоном осведомился у дочери Виктор Иванович.

— Да, — покивала та головой.

Не очень-то хорошо, на мой взгляд. Бледна совсем и руки дрожат. Адвокат Миронов повернулся

к нам:

— Простите, господа. Дочь моя просто очень впечатлительна.

Однако, странно мне такое попустительство со стороны Виктора Ивановича. Если барышня столь впечатлительна, может, не стоит ей по местам преступлений ходить? Но Виктор Иванович явно считал инцидент исчерпанным, и я не стал отвлекаться от допроса. Раз папенька не возражает, пусть барышня останется. Молча.

— Девочки, — попросил я, — сядьте так, как вы сидели той ночью.

Медленно и неохотно Катя и Соня прошли к центру комнаты и опустились на пол.

— А где сидела Олимпиада?

Не успели девочки ответить на мой вопрос, как Анна Викторовна, молча проскользнув мимо меня, опустилась на пол рядом с ними, третьей. Видимо, на место убитой девочки.

— Вот здесь, — показав на Анну, подтвердила Катя Прохорова.

Я машинально, хоть и несколько запоздало, оправдал вмешательство Мироновой:

— Анна Викторовна нам поможет. Покажите по-порядку, как точно все происходило.

Но не успели девочки начать рассказ, как Анна Викторовна вновь шарахнулась от центра комнаты с испуганным лицом. Все вновь оглянулись на нее. И в этот момент я услышал, как Соня прошептала Кате:

— А нож-то? Про нож-то скажи!

— Нож? — я повернулся к Прохоровой. Она ответила неохотно:

— А что с ножом? — и пытаясь меня отвлечь, заговорила живее. — Свечи погасли. И он кинулся на Олимпиаду.

— Кто? Демон?

— А то кто ж? — Катя возмущенно посмотрела на меня. Не нравилось барышне мое недоверие.

— Потом вы зажгли спичку, а потом… — я неожиданно ухватил Катю Прохорову за левую руку, поворачивая ее ладонью вверх. Но ладони имелся большой порез, явно от ножа. Стало быть, нож все-таки был! — А кто держал нож?

Катя взглянула на Соню, но та явно не собиралась выручать подружку. Не получив поддержки, Катя заголосила:

— Я только руку себе надрезала! Я его держала в руках буквально секундочку, а потом положила!

— А после?

— Потом мы ушли. Что нам оставалось?

— Например, позвать взрослых. Девочка кровью истекала, а вы спокойно ушли и легли спать?!

Ну, да, позволит мне адвокат Миронов давить на подростков, как же! Ту же секунду вмешался:

— Яков Платоныч, девочки были очень напуганы!

Но у Кати Прохоровой было свое объяснение того, что они бросили подругу:

— Она подлая была! — выкрикнула она. — И за это меня в крепость? Я ее не убивала! Я только руку себе надрезала! И нож сразу положила!

— А кто-нибудь еще был в комнате? Чужой, взрослый?

В глазах Кати мелькнул неподдельный испуг. Что-то она недоговорила, что-то еще она знает. Но не скажет.

С криком: «Да кто вы такой? Папа, скажи ему», она кинулась на шею отцу. Соня тут же последовала ее примеру.