Яна и Ян
Шрифт:
Лацо, который в училище возглавлял партийную организацию курса и обладал большим запасом политических знаний, все время терзается от того, что на его занятиях не возникает дискуссий. Активно выступает только воин Фаркаш, по кличке Шехерезада. «Где-то я допускаю ошибку, — ломает себе голову Лацо. — Все вроде бы делаю по правилам — выбираю тему доклада, составляю план, пишу тезисы, а дискуссии все равно не получается. Неужели всем все ясно?!»
Но сложности, возникающие у нас при столкновении с действительностью, вовсе не означают, что мы сложили оружие или смирились со скептицизмом начальника
Я, например, уже не идеализирую своего командира капитана Понца. Однако это не означает, что я его не уважаю, я просто понял, что популярность у солдат достается дорогой ценой. И наш командир платит сполна. Но в то же время он любит повторять, что военное дело оформилось как наука без нас и теперь в нашей помощи не нуждается. В роте он опирается в основном на солдат второго года службы, командиров взводов и командиров танков.
Таким образом, к подчиненным он подходит с разными мерками: с одной — к молодым солдатам, с другой — к «старикам».
Не люблю этого слова, но солдаты второго года службы произносят его с гордостью. Они горой стоят друг за друга, потому что «из одного котелка кашу ели». Новобранцы же покорно терпят такое положение.
Говорят, что десятник Слива стал любимцем капитана, потому что хорошо исполняет его родные моравские песни. Понц никогда его не наказывает. Как же, лучший командир в роте! Да и потом, какое это произведет впечатление на бойцов?
Вера молча слушала нас. Она обладает редким даром слушать не перебивая, без эмоциональных взрывов. При первой встрече она показалась мне — вероятно, по сравнению с живой и непосредственной Яной — слитком серьезной, даже немного замкнутой. На самом же деле она общительная, энергичная и искренняя, и я иногда думаю, что она гораздо умнее, чем мы с Лацо, вместе взятые.
Когда мы с Лацо перешли к кофе, Вера нарушила молчание:
— А знаешь, Янко, девушка Жачека приезжала к нему за неделю до того, как он сбежал?
— Ну и что? — недоуменно взглянул я на нее. — Что это объясняет?
— Подожди, не торопись, — улыбнулась она. Она говорит по-чешски так же хорошо, как и по-словацки. — Дело в том, что они так и не увиделись. Был день уборки, и Жачек вместе с другими новобранцами чистил урны. Дежурным по роте был Слива, и, когда с КПП сообщили, что Жачека ждет девушка, он устроил так, что солдат у ворот не появился.
— Почему же Жачек не пожаловался? — взорвался я. — Ведь я был в роте.
— Да его и в известность не поставили. Дневалил в это время Карас, ты его знаешь. Разве он будет искать по всей роте какого-то зеленого новобранца, да еще из-за девушки! Пусть, мол, привыкают к разлуке, ничего с ними не случится. И они развлекались со Сливой, попеременно отвечая по телефону: «Воина Жачека никак не могут найти». Девушка в конце концов уехала, так и не повидав его.
— И Жачек про это узнал?
— Слива ему сам сказал, присовокупив, что, мол, если приглашаешь девчонку, то должен находиться в казарме или где-нибудь поблизости и ждать, когда тебя позовут к воротам, а не мотаться
— Откуда тебе об этом известно, Вера? — изумился Лацо.
— Известно, потому что это меня интересует. — Она спокойно взглянула на него, потом на меня: — Ты что делаешь после работы, Янко? Если есть свободное время, я могу пригласить тебя на одно мероприятие.
— Вот это да! — только и сказал Лацо.
Как только мы с Верой вышли из казармы — я впервые уходил вовремя, — на нас набросилась целая ватага ребятишек. Собственно, не на меня, а на нее. Я оторопел.
— Пошли-пошли, — Вера, смеясь, взяла меня под руку. — Теперь наконец дошло, что я пригласила тебя на встречу с пионерами?
На встречу с пионерами! А мой лучший друг, наверное, теряется в догадках. Прервав мои размышления по этому поводу, ко мне подбежала девчушка-дюймовочка — за ушами две тугие светлые косички, и в каждой — по огромному, словно крыло бабочки, банту. Она доверчиво взяла меня за руку:
— Ты будешь нашим вожатым вместо Гонзы? А в шарики ты умеешь играть?
Мне очень захотелось, чтобы у нас с Яной родилась девочка. Вот как эта, например… Шарики… Черт побери, когда же я последний раз играл в шарики?
— А пускать змея будем? — спросила другая девочка, тоже с косичками, спускающимися по ее спине двумя блестящими черными змейками.
— А умеешь стрелять из духового ружья? Но только так, чтобы, что ни выстрел, то прямо в цель? — спрашивал мальчишеский ломающийся голос.
Следующий мальчик допытывался, умею ли я водить танк и придумывать игры и что мне известно о планетах. Короче, меня проверяли так основательно, что я даже вспотел. Мысль, что я вряд ли справлюсь с ролью вожатого, становилась все более навязчивой. Вот разве что танк выручит. Но конкуренции с неизвестным мне Гонзой я ни за что не выдержу.
— …Мы делали с Гонзой змея, а клей не хотел вылезать из тюбика. Тогда Гонза нажал, и клей ка-ак вылетит…
— …Только с другого конца, и прямо Гонзе на форму. И так прилип, что мы никак не могли его отчистить и стали плакать…
— …Это вы плакали. Девчонки всегда плачут…
— …Еще бы! А вдруг командир не отпустил бы больше Гонзу за такой проступок?.. Но он отпустил, хотя клей отчистить не удалось, и Гонзе выдали новую форму.
— …Он купил нам шарики, и мы состязались у реки на звание лучшего игрока. А Блоха думал, что выиграет…
— …Этот Блоха, товарищ поручик, такой завистливый, всегда хочет выиграть. Однажды он перевернул ведерко. Знаете такую игру — нужно ходить с завязанными глазами среди ведерок, полных воды?..
— …Лучшим игроком стал Гонза, но он все шарики нам опять раздал. Блоха бы ни за что этого не сделал, и никто другой, кроме Гонзы. А он нам еще пастельные карандаши купил…
— …Сейчас он с нами не занимается, потому что гагаринцы попросили его помочь им подготовиться к конкурсу… Да с Гонзой любой конкурс выиграешь, он все на свете умеет… А ты его не знаешь? Ты не знаешь нашего Гонзу?