Яна и Ян
Шрифт:
— Значит, ты уже не хочешь купить коляску с этими… ну, с окошками? — лукаво спросил Ян.
— Зачем нашему ребенку окошки? — изобразила я удивление на лице. — Пусть малыш смотрит в небо. И потом, таких колясок в городе все равно нет.
— А кто утверждает, что мы купим ее здесь? Мы можем купить ее в Праге.
У меня от радости перехватило дыхание. Я так мечтала посмотреть на свою Прагу! В последнее время начала даже скучать по ней и по маме с папой. Поехать туда хотя бы на денек! Разумеется, Яну я боялась об этом даже заикнуться. Вплоть до вчерашнего вечера.
— Но если ты в течение тридцати минут не оденешься, мы никуда не поедем, потому что Пепик Коларж больше
В стремительном темпе я приняла душ. Хорошо, что у меня есть Милушка, вчера она сделала мне отличную прическу. Но… боже мой, что же мне надеть? Мое легкое широкое платье висело на веревке, оно было еще мокрым, в каком-нибудь теплом платье мне было бы жарко, да и вряд ли я в него сейчас влезу… Я стояла перед шкафом и готова была разреветься — все мои поиски найти что-нибудь подходящее были напрасны.
— А что, если немного укоротим то, в чем ты только что была? — неожиданно предложил Ян (я и не предполагала, что он за мной наблюдает). — Халат или что это было?.. Он тебе очень идет.
— Мне… что-нибудь сейчас идет?.. — всхлипнула я и поглядела на себя в зеркало — огромный живот заслонял все. — Не смотри на меня… И поезжай один…
— Но, Яничка! — Он отбросил тряпку, подошел и обнял меня. — Ты такая очаровательная! Поверь мне…
У меня сразу подкосились ноги. Он держал меня в своих объятиях, целовал, нежно и взволнованно шептал все те слова, которые я так хотела услышать. Нет, ничто не умерло в наших отношениях, все мои мысли на этот счет были, конечно же, беспочвенными…
На дворе сигналил «трабант» доктора Коларжа.
— Ян, он уедет!
— Подождет, — легкомысленно заявил мой муж. — А потом, мы можем поехать и поездом. Или украдем вертолет…
Однако поехали мы все-таки на «трабанте». Я вышла из него перед нашим домом на глазах у изумленной пани Балковой так величественно, как когда-то мне виделось в девичьих мечтах. Только подкатили мы не на «мерседесе», и опиралась я о плечо не капитана Клоса, а обыкновенного поручика. И одета я была не в туалеты от мадам Шанель. На мне было платье выше колен, изготовленное скоростным методом из халата. Обрезали мы его довольно неровно: край получился зубчиками, потому что ножницы были тупые. И все же пани Балкова, как в моих девичьих мечтах, восхищенно воскликнула:
— Да вы прямо как распустившаяся роза, пани поручица!
Нет, чудеса еще бывают на свете. Я уже «пани поручица», и пани Балкова обращается ко мне на «вы»…
Домой мы поехали только в воскресенье вечером. На крыше «трабанта», подпрыгивая на неровностях, громыхала коляска (все-таки без окошек). Ян с Коларжем все время разговаривали, а я сидела сзади и молчала, переполненная своими думами. Чувствовала я себя как деревенская жительница, впервые посетившая Прагу. А ведь это город, где я родилась и выросла. Здесь находятся мои любимые Градчаны, Влтава и живописные парки над ней, вечерние улицы, залитые светом фонарей, потоки людей, неумолчные звонки трамваев, беспрестанно мигающие на перекрестках светофоры, орган в храме святого Якуба, концертные залы, выставки, театры — мир, страшно далекий от маленького тихого городка, в котором я живу и с которым уже сроднилась.
Пушинка пригласил нас на вечер поэзии в «Виолу». Артисты из Национального театра читали стихи молодого поэта Петра Скарланта: «Париж, Париж!..» Когда я в последний раз слушала стихи? Наверное, поэтому они так на меня подействовали и вызвали много мыслей. Сначала они казались мне даже непонятными, какими-то тяжелыми, грубоватыми, но потом так захватили, что я сама себе стала казаться пассажиром утлого суденышка,
Небольшой зал был забит людьми, в большинстве своем молодыми, как мы с Яном, и все они сидели неподвижно, не прикасаясь ни к соку, ни к сигаретам, словно завороженные магической силой стихов и вложенных в них мыслей. Как жаль, что среди водоворота повседневных дел редко выпадает минута, когда ты глубоко задумываешься: «А что же это такое — родина и родной край? Почему мы так самоотверженно и пламенно их любим?..»
Когда затянувшийся семинар наконец окончился, было уже около пяти, но на улице еще светило жаркое солнце. Сегодня утром я встал ровно в пять, и теперь ощущал во всем теле непомерную усталость. К тому же был конец недели, и я желал лишь одного — залечь в постель и отключиться от всей этой суматохи.
С приходом Рихты мы чувствовали себя так, будто полк постоянно находился на учениях. Многие не раз вспоминали старого командира. Он жил в своем кабинете, в то время как Рихта там только спал.
— Черт возьми! — не выдержал однажды и Лацо. — У него будто прибор какой есть. Он всегда появляется в тот момент, когда его совсем не ждешь или меньше всего желаешь его видеть.
Собственно, теперь мы ждем его появления всегда и всюду. Нервы напряжены до предела. Каждый день он с беспощадной требовательностью добивается осуществления своего принципа, который мне знаком с действительной службы: солдат в любое время должен быть готов к боевым действиям…
В коридоре я закурил сигарету. Лацо все еще дискутировал, значит, задержится надолго. Я уже спускался по лестнице, когда меня остановил Рихта. Внутри все так и оборвалось — опять что-нибудь задумал, но Рихта заговорил совсем по-дружески, что случалось довольно редко:
— Как ты думаешь, Гонза, не пробежаться ли нам к озеру? Мои легкие забиты никотином. Твои, наверное, тоже. Но если у тебя другие планы…
Рихта относится к числу командиров, перед которыми подчиненные даже мысленно вытягиваются по стойке «смирно». Однако если бы сейчас я сказал ему, что мне не хочется бежать к озеру, он бы совсем не обиделся. Личных обид для него не существует. Ему не кажется, что подчиненный изменит в чем-то свое отношение к командиру, если тот во внеслужебное время будет поддерживать с ним дружеские отношения. Определенное расположение, которое он питает ко мне еще с действительной службы, проявляется прежде всего в том, что он требует с меня больше, чем с других. Но если бы он предложил мне бежать с ним к озеру ночью, я бы побежал. И не потому, что хочу угодить ему, а потому, что мне с ним хорошо.
Я переоделся в тренировочный костюм, позвонил Яне и спросил, как она отнесется к тому, если я опять побросаю в озеро камешки. В ответ она рассмеялась. Вообще, после путешествия в Прагу ее как будто подменили. И еще Яна спросила, не возражаю ли я, если она к ужину приготовит картофельные оладьи, которых ей очень хочется. На это я самоотверженно заявил:
— То, чего хочется моей жене и дочери, я съем с превеликим удовольствием…
В кабинете командира полка сидел замполит майор Трпак. У меня сразу испортилось настроение, как только я увидел его пухлый портфель. Никакой пробежки теперь не будет. Но Рихта тоже взглянул на портфель и сказал, что раньше чем через два часа его голова не воспримет ни единой мысли.