Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3
Шрифт:
Согнувшись в три погибели, поворачиваясь боком к поземке, немецкий солдат идет по шоссе.
Проходит встречная машина.
Попутные машины не останавливаются.
Солдат идет, бормочет:
"У седой бороды не будет двух пальцев на левой руке… На левой… На левой…"
Рядом появляется на снегу свет фар.
Фары останавливаются.
Голос:
— Солдат, иди сюда!
Солдат не слышит.
Тогда автомобиль вплотную подъезжает к солдату, почти задевая его крылом. Солдат поворачивает голову.
В
— Подойди!
Связной подошел чеканным шагом:
— Хайль Гитлер!
— Куда путь?
— На фронт, экселенц.
— Фронт на востоке, а ты идешь на запад!..
— Осмелюсь доложить, экселенц, что я ошибся…
— Болван! Какого полка?
Подходит сошедший с задней машины офицер охраны.
— Возьмите это дерьмо, — говорит генерал, — сдайте в полевую жандармерию, пусть научат, как шляться, вместо того чтобы идти на фронт…
— Спасибо, экселенц…
— За что ты благодаришь?
— Одному страшно. Я боюсь встретить здесь партизан, экселенц.
— Марш в машину! Ну, что ты там увидел?..
— Вы меня простите, экселенц, но я бы на вашем месте также вылез из машины…
— Что?!
— Осмелюсь заметить, что это, кажется, тот самый советский самолет, который нарушил мое путешествие на фронт… Он пикирует!
Генерал мгновенно вылезает из автомобиля и бросается в снег. За ним его люди. Связной растянулся на снегу рядом с генералом.
— Он самый, экселенц. Узнаю почерк.
Самолет с ревом проносится над дорогой, стреляя в машины.
И вот автомобили горят.
Связной вместе с адъютантом генерала бросается к первой машине спасать генеральские вещи.
Связной вытаскивает из огня большой портфель и бегом несет его к генералу. Генерал схватил портфель обеими руками и, не помня себя, прижимает к груди.
Машину полностью охватывает пламя. Взрывается бензин. Генерал открыл портфель и перебирает содержимое.
— Стоп! Здесь были карты!
— Я, кажется, уложил их в чемодан, — говорит растерянный адъютант.
— Не дрейфьте, герр гауптман, — фамильярно замечает связной, — вместе пойдем под суд — вы за карты, а я за то, что спутал, где фронт.
— Я тебя прощаю, солдат, за спасение портфеля, — милостиво говорит генерал.
И вот рассвет. Генерал в сопровождении своих людей идет пешком по шоссе.
Это уже окраина городка. Все вокруг будто вымерло.
Связной обращается к подавленному происшедшим адъютанту:
— Разрешите доложить, герр гауптман, мой фельдфебель всегда советовал вступать в населенный пункт о песнями — это поднимает престиж армии и хорошо действует на население…
Офицер долго молча смотрит на солдата.
— Ты или дурак, или сукин сын — в том и другом случае я намерен пристрелить тебя, как собаку!
— Гауптман! — позвал генерал. — Пошлите
Офицер посылает вперед людей, и вся процессия вступает на площадь.
В неясном свете раннего утра на площади вырисовывается силуэт виселицы.
— Кретины! — цедит генерал. — Когда они научатся управлять туземцами! Убрать все немедленно!
Связной вместе с двумя солдатами побрел через площадь к виселице. Он с трудом передвигает ноги.
Генерал заходит во двор, у которого стоит часовой.
Солдаты остановились в отдалении, закурили.
Связной подошел к казненному.
Медленно поднял вверх глаза.
Седобородое лицо.
Связной снял пилотку и машинально взял рукой левую руку казненного.
Одними губами шепчет:
— Не будет двух пальцев… На левой руке…
Сводчатое помещение без окон, освещенное скупым светом ночника.
В уголке радиопередатчик, возле него юная радистка. По тесному подвалу ходит пожилой человек в поддевке, сапогах.
— Зашифровала? Валяй дальше. "Подпольный райком продолжает свою работу. Точка. Провал не коснулся дублирующего состава районного комитета, запятая, созданного по вашей директиве на случай несчастья…" Нет, зачеркни… "На случай потери бдительности в условиях жестокого террора против работников подполья, запятая, имевшей место в данном случае, каковой случай не мог не привести и привел к гибели руководящих работников…" Записала? Шифруй, я тем временем займусь дру-гимн делами… Имей в виду, мы ждем получения нового шифра, ничего важного передавать не будем…
— Хорошо, дядя Миша, — говорит радистка.
Дядя Миша выходит в соседнее помещение.
Это — отделенная дощатой перегородкой часть подвала, явно нежилого типа.
Старик в очках сидит у старенькой машинки и одним пальцем ударяет по буквам.
— Иван Иванович, — говорит дядя Миша, — ты бы полегче, это тебе не мартеновская печь.
— Ладно. Получай листовку. Больше четырех бумажек машинка не берет.
— Хватит. Поскольку типография пропала, начнем с маленького. Важен принцип — мы живы и действуем…
— Вот слушай, дядя Миша, прочту: "Над телами товарищей склоняем наши боевые знамена. Клянемся отомстить ненавистному врагу. Смерть немецким захватчикам! Да здравствует Советский Донбасс! Подпольный райком". Конец годится?
— Срочно надо ребятам поручить распространение. Одну наклеить на площади. Одну — по твоему выбору. Остальные отдать размножить…
— Что передают с Большой Земли?
— Рекомендуют осторожность. К нам сброшен связной Центрального партизанского штаба с шифром и поручением. Придет на старые, проваленные явки. Надо уберечь человека. Райком партии предлагает лично тебе, Иван Иванович.