Яркими красками по небу
Шрифт:
– Смалю, - с вызовом, гордый взгляд.
– Ребенка пожалела бы хоть! – отчаянно зажмурился и закачал головой. – Что за с*ка ты тупоголовая?!
А руки все сильнее и сильнее сжимаются на моей шее. Но терплю, ведусь, играю:
– А я бросаю… не сразу, но бросаю.
– С*ка ты! – уже до боли сжимает, невольная легкая дрожь… от странных ощущений. Его власть глушила всякое чувство самосохранения и рождала странные жалания. – Удушить тебя надо! Удушить! А лучше… - вдруг дрогнул, оторвался одной рукой, а второй сильнее
– Для кого?
– Для меня.
– Я так и поняла…
– С*ка! С*ка ты! – горько, отчаянно, сдержанно, словно больная молитва.
– Как ты могла? Столько вранья… Столько игры, чуши… Убью. Убью обоих… не будет вам жизни! УБЬЮ! – рычит мне на ухо, едва уже не впиваясь поцелуем. Чувствую его нервное, сбитое дыхание.
– Поздно, Кузнецов, - шепчу в ответ, будто больной заговор. – Поздно. Прос*ал ты меня… А ведь я была… твоею.
Силой выдираюсь, пинаю его от себя – не сопротивляется на удивление. Иду, спешу к двери (на ходу выбрасывая бычок на асфальт). В последний момент метаю на него, растерянного, взгляд:
– А хочешь меня убить – убей. Но поторопись, а то у нас с Киселем еще впереди первая брачная...
Рывок – попытался догнать, но я, будучи трезвее его, оказалась проворнее.
Еще миг – и среди гостей нахожу спасение.
Прорваться сквозь толпу опять за стол.
Но девок почти нет.
– А где народ? – киваю Томе.
– В парилку пошли.
То, что надо.
А то смотрю на Киселя – как представлю, что сейчас после Бори и он полезет свои дифирамбы травить, слюни пускать – аж мерзко сразу.
Молнией к двери – и нырнуть в душевую, а затем и в саму парилку.
Замечаю… среди больше десятка малознакомых и незнакомых лиц – ее, Сиськастая.
Присаживаюсь неподалеку.
Взор не устремляю, но кошусь.
Улыбка невольно проступает на мои уста.
С*ка… значит, я – с*ка? А ты, Борь, лучше? Довел меня уже до того, что я готова на эту выдру броситься с кулаками и размотать ее прямо здесь, в бане… на собственной свадьбе… из-за тебя, а не из-за жениха, мужа...
– А вы давно с Артемом до этого встречались? – не сразу поняла, осознала, кто и кому говорит. Нервно дернулась я в сторону своего врага, обернулась.
– Говорю, давно встречаетесь с Киселевым? – любезно повторила Сиськастая.
Сижу, моргаю и не могу понять - меня что… белочка уже торкнула? Или что?
Но еще миг – и другие тоже заметали взгляды то на меня, то на нее.
– Да, Лесь, сколько? – послышалось где-то с боку.
– А-а… - больше года, - нахмурилась я, пытаясь вспомнить, посчитать.
– А где познакомились?
Бегло отвечаю другой:
– В клубе…
И все еще сверлю взглядом Белобрысую, не могу понять, к чему она начала. Вернее,
Морщусь, пытаясь прислушаться, внять:
– А? – кидаю ей вновь.
– Говорю, молодцы, что сразу сообразили! Не тянули кота за хвост!
Решаюсь взаимностью бомбануть:
– А вы с Борей?
Удивленно вздернула та бровями, но таким же радушным, искренним, даже добрым голосом, как и доселе, выдает ответ:
– Да больше пяти лет… и всё никак.
***
Обмерла я, невольно приоткрыв рот. Шок прошиб током с ног до головы.
Но миг – и совладала с собой. Отодвинулась обратно.
Даже сердце на мгновение забыло свой ход.
Вот, с*ка… и ничего же не сказал, ублюдок.
Враз срываюсь с места и, не таясь, тут же лечу на выход. Живо завернуться в полотенце. В зал. Тотчас приближаюсь, игнорируя бушующую толпу (что поглощена в самый раз весельем и конкурсом каким-то, который замутил тамада), прорываюсь к Борису. Громко, яростно, дабы расслышал сквозь музыку, на ухо:
– Пять лет, б***ь! С*ка, ты пять лет с ней мутишь! А мне даже слова про это не сказал!
Обмер, выгнув брови. Секунды, дабы осознать кто, что и с кем, оборачивается резко. Глаза в глаза, гневно (до неприличия близко):
– А ты х** с пальцем не сравнивай!
– И кто из нас с ней - х**?
– Те че надо? – борзо, с наездом.
– Иди вон, - резво кивает головой в куда-то сторону, - Киселю мозг е**, а не мне! Поди, теперь это – его пр-рерогатива!
– язвительно сплевывает и вмиг стискивает зубы от злости.
– Мразь ты! – шиплю в ответ. – МРАЗЬ! И ей, и мне мозги пудрил!
– Кто бы говорил, а? Шлюха конченная! – горький смех, давясь дерзостью.
– Да иди ты на **й! – взбешенно гаркаю в лицо, ничего уже не страшась. Разворот мой – хотел, было, ухватить за руку, остановить, но вовремя увиливаю.
Живо в душевую – дабы остаться наедине, подальше от той мерзкой рожи.
(под холодный душ в самый раз)
С*кин сын!
Е**чий кобель!
А еще… жертву из себя, с*ка, корчит…
(благо, не последовал за мною…)
А тут уже и девки вылезли… целая толпень. Присесть на скамью – и ждать своей очереди.
Да че там… очередь? Я только и рада.
Посидеть, подумать.
И что теперь? Вот что делать? Ставка сгорела, остается… Фирсов? Разыграть для него влюбленную молодую жену… и давить изо всей дури на жалость? Или что? ИЛИ, С*КА, ЧТО?
Заныть под шум воды, завыть от отчаяния, без слез…
Так облажаться, так попасть впросак.
С*ка, праведника из себя корчит… а у самого… поди, едва не жена есть. Г**дона кусок.
Самой… за такое поведение, за такое предательство задушить хочется. Не ее уже – его. Его, гада…