Ярмо Господне

Катавасов Иван

Не сочти за упрек, понимаю и прощаю великодушно. На радости такой примите и мои поздравления, сударь мой Филипп Олегович.

Но позвольте спросить, барышню-неофитку Анфису Сергеевну вы на мое попечение оставляете или пускай ее американский доктор Суончер отнынь пользует?

— По идее еще недельку-другую док Патрик за ней присмотрит, потом же некто арматор Вероника примется обихаживать организм нового члена орденского звена.

— Когда это ты успел утрясти, братец Фил?

— Всего-навсего предполагаю в рациональной реальности.

— В

ответ честь имею реально просить пожаловать сеньора и сеньору Бланко-Рейес-и-Альберини к пасхальному воскресному обеду около двух пополудни в моих городских апартаментах. Их благородие барон Руперт Ирлихт-Коринт весьма надеются на ваше милостивое согласие, идальго. Уж не откажите нам в любезности.

— Неужель пришла любовь, вновь расцветают помидоры?

— Примерно так, братец Фил. Всякой нормальной бабе яички дороги не только на Христов день… А вы, сударь, ей-ей, грубиян и сквернослов.

— От кого слышу?..

Филипп клятвенно заверил собеседницу в том, что он с супругой «всенепременно пожалует за океан» к обеду барона и баронессы Ирлихт-Коринт, и подивился чуткости Вероники, какими бы ни были ее арматорские речи и манеры. Ему-то самому и в голову не приходило устроить для жены пасхальные каникулы. И сама Настя о том его не смеет попросить, как он тотчас же сообразил, дав отбой связи.

«Старею, наверное, впадаю в хамство стариковское, память слабеет… Болван чванный, мог бы, олух царя небесного, и Нике первым позвонить и девок от физкультуры освободить…

Помнить надобно: конец апреля, во вторник у Настены тезоименитство, в среду ее день рождения… Кое-какие подарки для нее готовы, но можно и дополнить…

Страстной Четверг на дворе, милостивый государь. Пасха на носу. Притом в Старом Свете она раньше наступит. Куличами пора бы озаботиться, экологически чистой провизией в Америке запастись, специями, пряностями, творогом, миндалем…

Неравно свежих дрожжей там на Таракановском рынке или еще где в той Белорашке не найду? Ох мне… Транспорт опять же, средства доставки… Ладненько, будем действовать по плану…»

Выделим с красной строки и пробелом. Ведь к Светлому Воскресенью Христову у нашего главного героя имеется особо специальное отношение. Притом в разных и мало совпадающих ипостасях этого принципиального религиозного празднества для всех верующих и не очень верующих.

Начнем все излагать, изъяснять в относительном порядке, если не жестко хронологически, то в произвольной хронографии. Вот и Великий пост Филипп Ирнеев издавна стремится блюсти по мере возможности и желательности. Однако же на Пальмовое Воскресенье, то есть на двунадесятый праздник Входа Господня в Иерусалим он никогда не носил в церковь прутики вербы, обломанные ветки прочих кустарников и деревьев, произрастающих в средней полосе.

«Ибо сие для истово верующих в православии суть полуязыческое непотребство, неуместное потакание материалистическим суевериям. Надо ж такую метонимию выдумать, Вербное воскресенье, скажите на милость! Во где приспособленчество

простодырое…»

Простонародному обычаю красить скорлупу куриных яиц или модернизировано клеить на нее переводные картинки он ни под каким видом не следует. Хотя никого прилюдно и гласно не осуждает, не порицает за подражательное исполнение околоцерковных обрядности, «хоть как-то, пусть им раз в году приближающих слабоверующих к истинной религиозности и к Храму Божьему».

Никто не сомневается в том, что ни разу в жизни он не таскал святить в церковь торбу-мешок сваренных вкрутую крашеных яиц. «Еще чего, яйца катать! Во где анафема мараната!»

Филипп также рассматривает как излишнее, чтобы его изготовления ароматную миндальную пасху из фигурной деревянной формы или пышные куличи «ХВ» с изюмом окропили как бы святой водой сомнительного происхождения. «Сие не прибавляет святости и хорошего вкуса пище телесной».

Тем не менее освященными куличами вкусной монастырской выпечки Филипп не забывал запланировано запастись. «Ибо с молитвой и в благочестии иноческом душевно произведены в монастыре Петропавловском».

Со всякими малознакомыми встречными-поперечными он публично не христосовался. Но троекратно расцеловать на Пасху немногих особенно ближних считал вполне уместным. «В радости и веселии! Воистину воскресе!»

Пасхальные церковные службы и крестный ход Филипп Ирнеев и подавно не мог пропустить. Заранее предвкушал благоволение праздничного настроения и вдохновенных религиозных чувств.

После же утром в Светлое Воскресенье он когда-то давал себе блаженное послабление, отдохновение и не вскакивал с постели спозаранку. «Пасха, она раз в год бывает, уместно и разговеться в праздности, братия и сестры…»

С предпасхальными праздничными пожеланиями брата Фила незамедлительно согласился лорд Патрик, припомнив, как он сам-перст во времена оны подвизался русским сиятельным вельможей, в придворных чинах хаживал. И сей же час предложил Филиппу Олегычу и Настасье Ярославне отправиться сей же день ко всенощной в Нью-Йорк, не позабыв об Анфисе Сергеевне во благости.

— …А мы с Марь Вячеславной, с вашего позволения, тут-ка по соседству помолимся в методистской церковке для светских приличий ради достопочтенного доктора Суончера.

Ежели вас не затруднит, Филипп Олегыч, то извольте поведать нашим милейшим и благороднейшим воспитанницам об изменении планового распорядка.

В спортзале тотчас раздался радостный девчоночий визг, писк, едва Филипп притворно серьезным тоном распорядился:

— Ну-ка, голозадые, все в душ, быстренько оделись без макияжа и ко мне на инструктаж.

Взрыв восторга мигом последовал, едва только рыцарь Филипп сообщил дамам-неофитам, какие, собственно, инструкции он имел в виду. Настя тоненько заверещала и в тигрином прыжке бросилась к нему на шею, повисла, болтая ногами. Мария с Анфисой схватились за руки и принялись с дикими вакхическими воплями скакать вокруг них.