Ярмо Господне
Шрифт:
— Так это я для суеверия, absit omen, сказал, чтоб не накаркать, не сглазить, миссис Нэнси.
— Это шутка, мистер Фил?
— Нет, я серьезно. Патрик, может статься, и передумает насчет Пасхи в Европе. Вдруг ему захочется там еще в Америке с утреца поработать над нейрофизиологией мисс Мэри?
— Ой, не захочется. Я вас мужчин насквозь вижу и чувствую, как будущий арматор.
— В таком случае скажи, чего мне сей минут нужно от любимой жены?
— Как чего? Чтобы я встала, и принесла тебе чашечку кофе.
— А еще?
— Остальное потом, включая
— Они у тебя неотделимы от общего понимания, Настена.
— Я вошла в пятый круг, рыцарь?
— И де мой кофе, дама-неофит?..
Настя принесла им обоим кофе, присела на край кровати.
— Фил, скажи, если можно. Анфиса будет стажироваться у Патрика?
— Пожалуй, да. Но после того, как успешно пополнит новым отпрыском фамилию Булавиных-Луница.
— Тогда она ему заменит правнучку Жюли. Анфиска на нее чуточку похожа лицом и фигурой.
Мне Патрика порой до слез бывает жалко. Потому он и меня с Манькой нещадно гоняет. За нас беспокоится. Втроем-то нам будет не так тяжело на боевой подготовке.
— Ты так думаешь?
— Спроси чего-нибудь полегче.
— Как Манька с тобой собирается рассчитываться за пиво и сигареты, которые ты ей тайком таскала с помощью Квентина?
— А вот и не скажу! Это маленький женский секрет.
— Понимаю, коммерческая тайна…
Да не оскудеет рука дающего, действующего в пределах сметы ситуативных дамских расходов. Тем самым в виде пасхального презента у некоей миссис Нэнси Ирнив банковский счет пополнился 250 тысячами в долларах США. Карточка на десять штук внутри яичка. Не Фаберже, но все-таки…
Филипп сунул руку под подушку и добыл оттуда разукрашенное пасхальное яйцо с сюрпризом.
— Ой, какая прелесть! Я тебя люблю, Фил!
— Сколько тебе добавит прецептор Патрик за великопостное послушание, воздержание от низменных потребительских интересов, за пиво и сигареты, не знаю. Но пасхальные суммы свыше шести тысяч гринов тратить будешь с его согласия и позволения.
Как сейчас помню, твоя несравненная матильда, в медленном танце, тесно навалившись животом и грудью на любимого зятя, эдак прозрачно намекала ему на пятьдесят штук единовременного брачного пособия для супруги киллера. И что-то еще насчет страховки…
— Ой, не говори, домашние человека — враги его. Кроме тебя, конечно, и тети Агнессы.
За пасхальный подарок я сейчас тебя крепко-крепко поцелую, и все такое, что тебе за это причитается… Жене суперкиллера давно уж впору обзавестись в Америке какой-нибудь приличной тачкой…
— …Вставай, лежебока голозадый! Все в душ!
Потом будешь меня учить православные куличи печь, пасху стряпать с глазурью, холодец варить для дедушки Патрикея Еремеича из поросячьих ножек, купленных в Нью-Йорке. Кабы не Квентин, не дотащила бы коромысло диавольско до транспортала.
— Бедная баба из сил выбивается, рой субалтернов за ней увивается, старому мужу рога наставляются.
— И поделом ему, дряхлому,
Фил, можно мне сегодня или завтра утречком в Париж смотаться, только на пару часиков, может, чуточку больше? Я миленькое платьице присмотрела в онлайне у одного начинающего кутюрье.
— По-моему, я завтра с утра на вокзале встречаю некую Анастасию Ирнееву, прибывающую на пасхальные каникулы из Филадельфии через Москву проездом.
— Фил, это аноптически, на то у нас есть группа секулярного обеспечения. Реально же мне стопудово в Париж за весенними шмотками.
Фил, ну можно? Мне здесь на Пасху надеть нечего, чтоб ты знал, муж мой! В чем я барону Ирлихту покажусь? В джинсиках и в маечке, сиськи в растопырку, голой, в трусиках и в лифчике?..
В джинсы и футболку Настя облачилась, когда приступила к пятничным домашним хлопотам и практическому освоению моющего пылесоса. Филипп тем временем вдумчиво разделывал сырье для русского холодца и растирал хрен в кухонном комбайне. «Свинячая и слезоточивая работенка, из рака ноги, и тертый хрен кому-то в задницу…»
Затем к Филиппу пришла Настя учиться практически быстрому творению дрожжевого теста для куличей первого вида. К тому часу тесто для второй рецептурной разновидности должным образом созревало в тепле и в темноте.
Оба старинных пасхальных рецепта Филипп модернизировал, исходя из технологических пекарных возможностей XXI века, современного разнообразия ингредиентов и нынешних утонченных вкусов, о каких ведать не ведали недоразвитые предки, мучавшиеся с дровяными печами и медной кухонной утварью.
«Пал Семеныч Булавин — столбовой дворянин, не хухры-мухры, все до тонкости помнит, чем, как и когда трапезничал и каким манером стряпали в старину, лишь бы пожирнее и послаще. Одно переваренное варенье в медных тазах чего стоит. Во где пакость и мерзость!»
— Понимай, Настена, сахар и жир суть несамодостаточные сырьевые технологические элементы в кулинарии. Не доложишь — тесто плохо созреет. Переложишь — вообще не поднимется, останется резина резиной.
Такой горе-кулич после выпечки обязательно превратится в сдобную безвкусную несуразицу, в деревяшку, в кусок пенопласта, покрытого сахарной глазурью или шоколадом. Черствеет по мере остывания, а не наоборот, как ему положено.
Кулинарные технологические принципы каноничны и догматичны, подобно символу веры. Отступить от них можно, но выйдет ересь, съедобная лишь еретикам-извращенцам. Истово верующим их изуверство, кощунство и профанацию не разжевать, не проглотить, потому что богопротивно и богомерзостно.
Любые технологии неопровержимы и требуют неукоснительной исполнительской дисциплины. Они как символ веры и алгоритмизация действий в теургическом ритуале.
Либо кардинально меняй систему религиозной догматики, либо технологично исполняй то, чего от тебя требуется. Иначе возможны искажение, извращение качественных характеристик продукции на выходе. Такая вера становится ложной, мнимой и тщетной, преходящей политической доктриной от века и мира сего.