Ярополк

Бахревский Владислав Анатольевич

– Вот она, твоя пушная казна, – сказал Путята Потаенович, зажигая светильники.

В деревянных ларях лежали собольи шубы, шапки, пологи, шкурки. Куньи меха, бобровые. Много выдры, много белок, горностая.

– А эти два ларя с черными лисами, – показал сберегатель казны. – Большая редкость. От буртасов привозят.

– От буртасов, – обрадовался Святослав.

В следующей палате стояли греческие амфоры и всякого рода горшки, наполненные серебряными монетами, фибулами, гривнами, браслетами. На полках лежали оправленные в

серебро и золото рога туров, дорогое оружие, сосуды, блюда с драгоценными камнями.

Комора была невелика. Сажень на сажень.

Путята Потаенович зорко глядел на молодого князя.

– Меха можно тратить. Не вечны. Но сия палата – только принимает. Отсюда казне хода нет. Всякий князь обязан прибавить. И более всех прибавила твоя матушка, великая благочестивая княгиня Ольга.

Святослав молчал. Ни к чему не притронулся. Ничему не обрадовался. Посмотрел и пошел прочь, изумив сберегателя. Премудрый Путята Потаенович, привыкший к иному, к благоговейному хождению по сокровищнице, даже подосадовал на себя: не показал князю еще одну заветную кладовую. Может, изумрудами да янтарями пронял бы пустоглядящего. Ворчал:

– Пусть сначала принесет, прибавит. Молод все тайны знать.

И, качая головой, призадумался.

Святослав же поспешил в палату для суда, для срочных дел. Князя многие ждали.

Сначала принял простолюдье. Семеро крепких рослых мужей из-под Изборска поднесли князю огромную медвежью шкуру, с башкой, с когтями, дюжину волчьих тулупов, а потом ударили челом:

– Дозволь сжечь часть леса в нашем краю. Промышляли мы охотой, но зверь ушел после больших пожаров. Лес теперь не лес… Хотим хлеб сеять, хлебом кормиться.

– Хлеб сеять хорошо, а жечь попусту лес – плохо, – сказал Святослав. – Добрые деревья срубите, поставьте себе крепкие большие избы, чтоб жили не теснясь, а уж остальное жгите.

Изборцы поклонились, а князь распорядился дать им хлеба на дорогу и, ради радости своего восшествия, подарил каждому по рубахе и портам. Отпуская, наказал:

– Кому из сыновей ваших меч дороже сохи, отпустите ко мне на службу.

Следующим просителям нужны были какие-то озера для ловли рыбы… Княгиня Ольга отписала эти озера на себя, но никто никогда рыбу в тех озерах так и не лавливал.

– Берите! – разрешил Святослав, забыв обложить рыбаков хоть малой данью.

Очередным просителям князь позволил ставить на неведомой ему реке три мельницы. Оказалось: река бобровая. Мельничные запруды оставят бобров на мелководье. Святослав хоть и пожалел звериный народец, но решения отменить не захотел.

Конца делам не предвиделось. Заросшие бородами иудеи принесли сундук серебра, просили дозволения провозить по Днепру рабов-христиан.

Святослав деньги взял. Христианами были хазары, греки, болгары, жалеть их не приходилось. Чужие.

Судебные дела совсем замучили князя. Дикие убийства, кровавые драки: одни луг не поделили, этот лошадь угнал, тот зарезал у соседа

свинью.

Явились на суд два клана, истреблявшие друг друга из-за кровной мести.

– Да будет так! – решил Святослав. – Беру на три года из обоих семейств всех взрослых мужчин в свое войско. Семьям дам хлеб из моих житниц.

День кончился при светильниках, а назавтра то же самое. Кому-то нужны покосы, кто-то оголодал. Эти от мора прибежали к соседям, и стало тесно, где-то ни единого дождя не выпало, села горят. В бурю рыбаки утонули в Днепре. Лихоимцы все сено увезли у вдовы…

На пятый день княжения Святослав взъярился:

– Где вещая Ольга? Скачите, ищите и найдите! Пусть идет в Киев. Княжить идет! На ее стул я не садился. Мне своего довольно.

Все было готово к походу, но на кого оставить Киев, княжество? Премудрая Ольга снова поучила его. Но учила и жизнь. Приехал из земли буртасов соглядатай варяг Истр. Над его вестями как было не призадуматься?

Буртасы ходят под хазарами, выставляют кагану десять тысяч всадников. А это значит, для своей обороны могут посадить в седло не меньше двадцати тысяч. Лошадей, правда, держат не все, у кого лошадь, тот богатый.

Святослав сердито покряхтывал: поспешать с походом, может, и на погибель свою. Летняя сухая погода – раздолье коннице. Только оглядывайся, с любой стороны могут ударить. Осенью надо идти на буртасов. По раскисшей от дождей земле ходить трудно, но зато и у лошадей прыти убавится. Когда лошади вязнут, торжествует пеший.

Обстоятельный Истр многое углядел. Летом буртасы уходят в степь со стадами. Живут вроссыпь. Возвращаются в избы со всеми своими богатствами и припасами в конце лета. И вскоре многие мужчины уходят в боры добывать пушного зверя. Буртасские шубы из черных лис носят цари Хорасана, Испании, Магриба…

«Можно будет зело обрадовать Путяту Потаеновича», – думал Святослав, усмехаясь.

Истр встревожился: не собирается ли князь закидать буртасов шапками? Припугнул:

– Народ не хлипкий. Иные охотники ходят на медведя в одиночку. В снегу спят… Телом многие дородные. Свиней держат. А женщины у них на верблюдах ездят. Верблюдов у буртасов больше, чем лошадей. Одежды у них верблюжьи да звериные. Никаких морозов не страшатся.

– Велика ли слава бить немощного? – усмехнулся князь. – Буртасы по мне.

Посмотрел на Истра весело:

– А у тебя душа не робкая?

– Я – варяг, – насупился Истр.

– Быть воином – еще не смелость. Отважишься ли снова пойти к буртасам, к их князю, и так сказать: «Святослав хочет идти на тебя».

– Прикажи, князь!

– Неделю гуляй, потешь себя, как душе твоей угодно, а там и в путь.

Свенельд заволновался, переглянулся с Вышатой, с другими боярами.

– Дозволь слово молвить, великий князь.

– Говори.

Воевода встал, подвигал густыми бровями, изобразил, будто что-то взвешивает на ладонях.