Ящер
Шрифт:
В комнате стояла и тупила, улавливая краем сознания галдеж за дверью, который вскоре стих.
Я, начиная злиться, содрала через голову футболку.
Блин, Ерохина, ну чего ты за дура малохольная-то?
Почему не потребовала ответа, какого черта этот рептилоид делает в нашей квартире?
Не в смысле зачем он что-то там чинил, а на кой он вообще приперся?
И ладно, за эти дни в дреме мне вечно чудился его голос и являлись картины, как открывается дверь, Макар входит и… В дверь моей
— Можно?
— хрипло каркнул он.
— Нет!
Разве не видно?
— я прозвучало не слишком мелодичнее его.
— Видно, — ответил он и шагнул ко мне.
— Какого хрена, Макар?
— возмутилась я… и сделала шаг ему навстречу.
Глава 30
Макар
Жилище у моей Ерохиной оказалось прям по классике — бедненько, но чистенько, и сто лет нигде мужская рука не прикладывалась.
Настоящие обиталище трех… четырех женских особей.
Там перегорело, тут открутилось, здесь болтается на соплях, вон там скотчем приклеено.
Короче, до появления Лизы мне нашлось чем себя занять, отвечая то и дело на ненавязчиво наводящие вопросы ее матери и нахальные от сестрицы.
Зато мне насчет Лизки ответили только — на работе, скоро будет — и все.
К моменту явления народу моей долгожданной я успел и вымокнуть, и устать, и слегка “поплыть” от расслабухи посиделок на кухне за чаем под общий щебет.
Ел те самые, открывшие мне дорогу в этот дом, сырники, принюхивался к аромату допекавшегося печенья, хлебал почему-то казавшийся дико вкусным чай и млел потихоньку, наблюдая на гримасами замурзанной в варенье самой младшей Ерохиной.
Вспомнилось сразу какими шкодными были в таком возрасте Ванька с Ленкой.
Как мне нравилось возиться с ними в свободные моменты, держать на руках, щуриться, когда лупили ладошками по морде, нюхать их неповторимый запах, трогать похожие на птичий пух волосенки… Вот странно, пока были такими мелкими, все мечтал чтобы скорее уже выросли, говорить стали, а сейчас смотрю на чужую мелочь и вроде… тоскую?
По тому, что прошло и прошло мимо из-за… да чего уж там, из-за меня самого и прошло.
Мужик нормальный с больной головы на здоровую перекладывать не должен ибо тогда он — чмо.
Я в какой-то момент не справился в наших с Кариной отношениях, где-то поддался давлению, на что-то забил, позволил убедить себя считать главным не то, что действительно таковым является.
А когда все стало разваливаться — ничего не стал пытаться спасать, потому как в определенный момент показалось, что
Карина позвонила, будто почуяв о чем мои мысли, и на этот раз я не стал отбивать ее вызов, как поступал все эти дни со звонками от нее и ее родителей.
Вышел в ванную и ответил.
— Замолчи!
— резко оборвал ее попытку орать и угрожать.
— Если хочешь говорить со мной о детях, то либо берешь себя в руки и делаешь это спокойно или же я сейчас же отключаюсь.
— Как ты посмел… — выпалила Карина, но тут же осеклась и замолчала.
А через секунду я услышал как она рыдает.
Даже на расстоянии и с поганой слышимостью продрало по нервам.
Я немало видел ее слез и слышал истерик, но сейчас это было нечто другое.
Настоящее, горькое и возвращающее меня к пониманию, что никогда я в этой жизни не хотел ее боли, обид, слез.
Я ведь ее любил когда-то.
И пусть чувства прошли, пусть всего наворочено было, ею же в первую очередь, но кто сказал, что в этом не половина и моей вины.
Она — мать моих детей, этого ничему уже не отменить.
— Карин, не плачь.
С детьми все в порядке.
— Как… как ты мог вообще… увезти… Я… я конченная, по-твоему, совсем?
Мне казалось, они тебе нужны только как средство отравлять мне жизнь.
Подумал, но говорить не стал.
Это не по телефону.
— Я сделал то, что посчитал единственно верным в тот момент.
— Это месть, да?
За то, что мы… что отец с тобой вот так?
— Изначально — да, — и сейчас мне за это стыдно.
— Но теперь я понимаю, что нам давно нужно было что-то менять.
Сразу все нужно было делать по-другому.
— Что ты имеешь в виду, Макар?
— Приезжай сюда.
К нам.
Обдумай спокойно, без оглядки на кого-либо, чего ты хочешь.
Одна.
Без мамы, папы и их давления.
И здесь мы вчетвером станем решать как жить.
— Да откуда мне знать, как я хочу!
— снова начала повышать тон Карина.
— Вы все меня… Ванька родился — мне девятнадцать только было!
И все… Жизнь закончилась!
Пеленки, кормления, какашки, вопли… И я… вечный обслуживающий придаток к детям.
А я где в этом… Где я?
У тебя сначала работа любимая в ментовке… Потом бизнес стал поднимать… И все-то у тебя удачно и получалось… А я где?
Что я за эти годы?
То самое, липкое чувство перманентной вины перед ней в чем-то начало расползаться внутри, и я жестко отмахнулся от него, начиная раздражаться.
— Карина, тормози.
Это не телефонный разговор в любом случае, да и смысл обсуждать это уже спустя годы?
Бери себя в руки, приезжай, и мы станем решать, как лучше нашим детям.