Ястреб на перчатке
Шрифт:
Обратная дорога ничем не напоминала веселое утро, они не разговаривали друг с другом, смотрели в разные стороны. Пат наверняка обиделась. Завязавшийся было диалог оказался испорчен этой глупой перепалкой. Наконец Риккардо не выдержал и поинтересовался как бы мимоходом:
– Патриция, вы когда-нибудь были в типографии?
Девушка ответила не сразу, но было видно, это вопрос заинтересовал.
– И вы сейчас скажете, что в вашем чудесном Осбене есть еще и типография?
– Сеньора, вас невозможно удивить, – он постарался, чтобы голос звучал разочарованно. –
– Что ж, смотрите, не обманите мои ожидания, – ответила она.
– Тогда нам сейчас нужно свернуть направо. Типография снимает дом рядом с ратушей.
– Прошу сюда, Патриция, – он придержал дверь.
В свое время де Вега откликнулся на предложение встреченного в Вильене нищего студента организовать в Кардесе выпуск газеты и теперь нисколько об этом не жалел.
Луис, как обычно, что-то писал за большим столом у окна. На столе кроме груды книг и бумаг находилось несколько чашек и кружек – судя по всему, сегодняшний, а может, еще и вчерашний обед.
Риккардо улыбнулся. Его типограф не меняет своих привычек.
– А, граф Риккардо, какая встреча! – радостно воскликнул студент, вскакивая из-за стола и бросаясь навстречу гостям. – Приветствую вас, сеньора! – он отвесил глубокий поклон Патриции. Графу же он просто подал руку, которую тот пожал.
Пат смотрела на все это с большим удивлением, и было почему. Двадцатилетний Луис отпустил пегую бороду и выглядел на тридцать, одет же он, как студиоз столичного университета, причем наряд его не нов и основательно запачкан чернилами и жирными пятнами.
– Здравствуй, Луис, как работа продвигается? – поинтересовался де Вега, погасив усмешку.
– Прекрасно, сеньор, вот посмотрите, – он протянул ему груду исписанных листков. – Содержание «Новостей Кардеса» за этот месяц.
Риккардо честно попытался разобрать написанное. Не смог. Вернул листы владельцу.
– Твой почерк понятен только тебе. Расскажи Патриции о своей газете.
– О вашей, граф, – поправил его студент.
– Ты ее делаешь, значит – она твоя.
– К сожалению, – начал студент, – читателей пока мало, и новости до графства доходят с большим опозданием. Мы публикуем в газете указы короля и монсеньора. Кроме того, я рассказываю о важных событиях внутри королевства и в соседних графствах, публикую светскую хронику, например сообщения о помолвках, свадьбах и разводах. Купцы размещают объявления о товарах и их стоимости. Тираж целых двести экземпляров! – гордо закончил Луис – Рассылаем по всей Маракойе.
Он провел гостей в помещение, где располагалась гордость типографии – печатный станок и наборы шрифтов.
– Всего тридцать лет назад остийцы изобрели печатный станок, над создателем его смеялись, а теперь мы в Кардесе выпускаем газету – их во всем Камоэнсе лишь три выходит – и собираемся печатать книги, – разглагольствовал студент, о любимом деле он мог говорить сутки напролет.
– Ваш город преподносит мне сюрприз за сюрпризом, – улыбнулась Патриция, когда они вышли на свежий воздух. Зыбкое
– Стараюсь, – ответил де Вега.
Пат разрешила подсадить ее в седло.
– И где вы его нашли? – спросила она.
– А разве не видно? – рассмеялся Риккардо. – Бывший студент Мендорского университета. Богослов. Увлекался наукой во вред штудированию священных книг, вот и выгнали.
В раскрытых воротах резиденции их встретил Хуан – конюший.
– Граф Риккардо, – сказал он, – в город зашел Странник. Вы просили доложить, если это случится.
– Спасибо, Хуан. Где он остановился? – спросил Риккардо.
– На заднем дворе таверны «Тучный Бык».
– Сеньора, – он обернулся к Патриции, – вы еще не устали?
– Нет, – улыбнулась она. – Что вы на этот раз мне приготовили? Странствующего волшебника?
– Не совсем. Скорее поэта-предсказателя.
– Вы меня заинтересовали. Кто он, этот Странник? Это не имя, а прозвище.
– Не знаю, он никогда не задерживался в Осбене надолго, и его не удавалось разговорить. Иногда он кажется мудрецом, иногда безумцем. Имя? Он сам так себя называет.
На вывеске таверны красовался упитанный бычок, целиком насаженный на вертел. Но сегодня не яства и напитки влекли посетителей, а Странник. Трактирщик не обижался – наверное, потому что все, ждущие своей очереди, пропускали по кружечке-другой пива.
В таверне было не протолкнуться, но посетители расступились, давая им дорогу. Патриция поднесла к лицу надушенный платок, дышать здесь с непривычки было трудно. Она уже успела пожалеть, что согласилась на это предложение.
– Нам сюда, – Риккардо открыл дверь и пропустил ее вперед.
Они оказались на заднем дворе. Дышалось здесь гораздо легче, чем в таверне.
Странник сидел на сеновале, рядом с ним – кувшин молока и блюдо с мясом и хлебом. Еще один кувшин, с пивом, ждал своей очереди.
Странник был мужчиной неопределенного возраста, ему можно было дать и тридцать, и пятьдесят. Все зависело от того, улыбается он или нет.
На нем была льняная рубашка, украшенная искусной вышивкой, явно какая-то вдовушка постаралась, и потертые штаны неопределенного цвета. Сидел он на расстеленном плаще. Руки, это было видно даже через ткань, от плеч до кистей были разрисованы разноцветными узорами. На крюке, вбитом в столб, висел редкий в этих краях инструмент – далмацийская восьмиструнная гитара. Пат узнала ее, Альфонс любил играть на такой.
– Здравствуй, – вежливо поприветствовал его де Вега.
– И тебе привет, граф, – небрежно кивнул ему предсказатель.
– На какой тарабарщине вы изъясняетесь? Слова вроде бы знакомы, но смысл ускользает. Ничего не понимаю. – Пат не могла быть сторонним наблюдателем.
– Это панцайский, – шепнул Риккардо, – язык империи – родоначальницы Благословенных земель. Сейчас его знают лишь редкие книжники.
– Ты – книжник, допускаю, но этот бродяга?..
– Помолчи, Пат. Вопросы потом, – невежливо оборвал ее де Вега.