Явочная квартира
Шрифт:
На станции Хаммерсмит они сели в поезд линии "Метрополитен" и через 20 минут вышли на Эджвер Род.
– Я этого места не знаю, - заявил Котов, - Только почтовый адрес, куда отправил документы, а потом проверил по телефону, пришли ли они. Эджвер Род 204а.
Между индийским агентством новостей и турецкой мясной лавчонкой, торгующей кебабами, обнаружилась желтая дверь с криво прибитой табличкой 204а. Три кнопки на выбор, возле каждой - имя. Самая нижняя принадлежала некоему лицу по фамилии А. Анжелу. Пришлось позвонить трижды, пока не появилась толстая неопрятная женщина, рявкнувшая: "Что надо?"
– Я Робертсон. Пришел
Дверь отворилась шире, женщина знаком пригласила войти. Они двинулись за ней по длинному коридору. В маленькой комнате, куда их привели, пахло какими-то мазями, в углу помещался массажный стол под белой скатертью. У стола на низком стульчике сидела, обхватив колени руками, молодая женщина, не обратившая на вошедших никакого внимания: им видна была только грива черных волос.
– Как, говорите, вас зовут?
– Робертсон.
Толстуха вытащила из-под стола ящик и, нагнувшись, принялась перебирать конверты и разного размера пакеты.
– Вот оно, - она выпрямилась и протянула Котову плотный, девять на восемь дюймов, конверт.
– Подписку продолжите?
– Нет, спасибо. Может, потом.
– Сами выход найдете?
Толстуха коротко махнула рукой в сторону двери. Вторая женщина не двинулась с места. Посетители удалились, Баум размышлял на ходу о том, как схожи бедные, населенные эмигрантами кварталы в Париже и Лондоне.
На улице, когда за ними закрылась желтая дверь, Баум привычно окинул взглядом тротуар и проезжую часть. Неприметный пикап стоял в нескольких метрах от них, за рулем человек в пальто с поднятым капюшоном - Баум приметил его ещё в Хитроу. Его поразило, что Котов так невнимателен, ничего не замечает. А на Гоуэр стрит работать умеют: слежка организована отлично.
Они шагали рядом, двигаясь к югу, в направлении Мраморной арки. Оба молчали - в мыслях у каждого был конверт. В нем - нечто, способное потрясти правительства, вызвать международные скандалы, сокрушить чьи-то карьеры, а то и жизни, вызвать множество несчастий. И вот - человек несет себе этакую штуку, будто каталог электронной аппаратуры или свой любимый иллюстрированный журнал.
Баума так и подмывало сказать: "Дайте-ка конверт сюда", но он удержался. Почему бы Котову не подержать ещё конверт в своих руках? Все равно наступит момент, когда ему придется передать его, сопроводив какой-нибудь банальной фразой вроде "Вот вам доказательства". А пока тот молча шагал с мрачным видом по Эджвер Род и крепко сжимал конверт в левой руке. Баум, который терпеть не мог ходить пешком, шел рядом, чуть задыхаясь и соблюдая этикет.
"Надо было чемоданчик прихватить, - думал он - Сунули бы туда конверт - самое безопасное дело. И передать из рук в руки было бы проще." Потом мысли его перешли на другое: где и когда вскрыть конверт и познакомиться с его содержимым? Может быть, зайти в кондитерскую, в паб? В этом городе ни баров, ни кафе, куда обычно заходят парижане... И там, за столиком в углу распечатать конверт и предстать лицом к лицу с историей. Такой план полностью противоречит требованиям безопасности. Но с другой стороны, следует ли ждать ещё несколько часов до возвращения в Париж, на явочную квартиру?
Двигаясь по людной Эджвер Род, мимо убогих магазинчиков, в толпе угрюмых людей, спешащих невесть куда и невесть зачем, Баум испытывал страх и неуверенность - нет, так не годится!
– Едем в аэропорт!
Котов кивнул в знак согласия и переложил конверт из левой руки в правую.
Пикапа не было видно, должно
Только оказавшись, наконец, на улице Лурмель в Париже, Баум произнес:
– Давайте глянем, что там у вас, - и терпеливо подождал, пока из конверта на свет божий явились две сильно увеличенные фотографии, которые Котов молча протянул ему.
Пока Баум внимательно изучал снимки, Котов не отрывал от него глаз, пытаясь отгадать, оправдал ли он ожидания, но по лицу Баума ничего нельзя было прочесть.
Пауза затягивалась.
– Ну что?
– голос Котова прозвучал хрипло, будто у него пересохло горло.
Баум оторвался от созерцания снимков. Лицо его по-прежнему оставалось невозмутимым, будто ничего значительного не происходило. Он похлопал ладонью по колену и произнес:
– Это может оказаться важным. Посмотрим.
– "Может"! Да у вас никогда не было более очевидных доказательств.
– Пусть решат эксперты.
– Вы хотите сказать, что сомневаетесь в подлинности снимков? Да как вы можете? Посмотрите - они абсолютно четкие. Вы узнали этого человека?
– Возможно. Как я уже сказал, посмотрим, насколько это интересно. А вы пока расскажите подробно, как вам удалось вывезти фотографии.
– Очень просто. Чемоданы в нашей стране делают неважные, подкладка легко отдирается, клей, наверно, не соответствует мировым стандартам. Я спрятал фото за подкладкой и снова её приклеил. На одном снимке с обратной стороны видны следы клея. В Лондоне спрятать фото не составляло труда. А потом я переправил их почтой, как уже объяснял. Никаких проблем.
– Как зовут вашего приятеля-фотографа?
– Игорь Григорьевич, он симпатизирует Западу. Его брат стал жертвой сталинских репрессий.
– Встретимся завтра, - заключил беседу Баум.
"Фотографии подлинные, увеличены с оригинала 35 миллиметров" - так установила экспертиза. Краткий отчет из фотолаборатории лежал на столе Баума рядом со снимками. Он взял их и долго рассматривал с унылым видом. Оба сделаны под одним и тем же углом в одной и той же комнате. Скрытая камера установлена в ногах двуспальной кровати. На кровати трое обнаженных мужчин. На обоих снимках ясно различимо лицо одного из участников: орлиный нос, высокий лоб, глубоко посаженные глаза. На одном снимке он улыбается прямо в камеру, будто зная, что его фотографируют, и показывая ровные белые зубы. На второй фотографии тот же человек в профиль. Двое других мальчики, лет по восемнадцать. У одного волосы длинные, темные, другой блондин. Оба бледные, тощие, угловатые, какие-то бесплотные. Занимаются любовью втроем - это бесспорно. Альфред Баум, не любитель грязных штучек, разглядывал снимки с чувством неловкости - так он и не привык ко всяким сексуальным эксцессам, с которыми по роду работы сталкивался постоянно.
– Похоже, Антуан Лашом собственной персоной, - сказал Жорж Вавр, когда Баум с виноватым видом положил фотографии ему на стол, - А ты что думаешь?
Баум только кивнул.
– Как насчет подлинности?
– Экспертиза подтвердила. Эксперта вы знаете - не вижу причины сомневаться в нем.
– Merde! Дерьмо! Хоть бы этот идиот догадался свет выключить!
– Теперь и при сорокасвечовой лампочке научились делать отличные снимки.
– Merde!
– повторил Вавр.
– Кое что до меня не доходит, - признался Баум, - Конечно, лучше бы Лашом не выставлялся таким дураком. Но что-то, сдается мне, тут не в порядке.