Явочная квартира
Шрифт:
В: И все же пошли работать в КГБ?
О: (после долгого молчания) Пошел.
В: Объясните, пожалуйста.
О: Как и многие другие, я страдал своего рода шизофренией раздвоением души, рассудка. Мы хотели защищать свою систему, старались не видеть недостатков, крайностей. Считать, что социализм плох, потому что у тебя случилась личная трагедия, - это называлось субъективизмом, принижением великого исторического процесса. Так многие думали. А ещё верили, что со смертью Сталина станет лучше.
В: Так и произошло?
О: Да. Надежды, казалось,
В: А сейчас как вы их расцениваете?
О: Как самые пустые - просто способ выжить в то время. Я пришел к такому пониманию - и потому я здесь.
В: Но этот опасный курс выбрали как раз тогда, когда Советский Союз отрекся от своего прошлого. Мы уже говорили о гласности, правда?
О: Говорили.
В: Вы в неё не верите, да?
О: Не верю.
В: Тут какое-то противоречие...
О: Возможно.
В: Гласность - это как раз то, что защитило бы других отцов и других детей от того, что случилось с вами.
О: Согласен.
В: И тем не менее...
О: Я не философ. И не политик.
В: Раньше вы говорили, что бежали ради лучшей жизни.
О: Верно.
В: А теперь мотивируете побег некими принципами, а не желанием личного благополучия.
О: И тем, и другим.
В: Но материальные соображения, должно быть, перевешивают?
О: Нет.
В: Я имею в виду, что вы не добиваетесь таких вещей, как свобода и справедливость. Вас интересует спокойная жизнь на Западе - такая, как вы её понимаете.
О: Не такой уж я обыватель - я верю в западную демократию.
В: По-моему, ни во что вы не верите. (Молчание). Вы готовы предать свою страну.
О: Я пришел к вам с ценной информацией, а вы стараетесь меня оскорбить. За что? Не понимаю.
Так оно и шло - никакой логики, все без толку. "Я не уверен, что этот человек - то, за что себя выдает" - признался Баум своему шефу.
Поиск хоть какой-то определенности довел его до того, что он позвонил полковнику Виссаку из ДГСЕ. Побеседовали вежливо, но сугубо формально, как бы по принуждению, разговор не клеился.
– Мы допрашиваем Котова.
– Понятно.
– Хотелось бы кое-что уточнить.
– Слушаю вас.
– Он дал два московских адреса - говорит, что в разное время они с женой жили по этим адресам. Можно это проверить?
– Вполне.
Баум сообщил адреса, даты, а через неделю его уведомили, что Котов там действительно проживал.
– Никак не могу его подловить - пожаловался Баум Вавру.
– А надо ли? Откуда такая уверенность?
– Возможно, от страха. Просто боюсь жуткого скандала, который начнется, если мы воспользуемся его подсказкой и начнем действовать.
– Страх - недостойное чувство, Альфред.
– Знаю, знаю. Но мотивы его побега все же неясны.
– Может, это как раз и хорошо, - заявил Вавр, - Свои собственные поступки тоже ведь не всегда объяснишь.
Баум усмехнулся.
– Это точно. Я ищу аналогий с самим собой, а передо мной совершенно другого склада человек.
–
Баум же тряс головой, будто пытаясь привести в порядок смятенные мысли:
– Убеждения нет, только смутные ощущения, которые лишают меня сна и покоя.
– Ну и когда же ты намерен придти в себя, дорогой Альфред?
– Думаю, пришло время отбросить подозрения и считать Котова обычным перебежчиком. Моего настроения это не улучшит, но, по крайней мере, можно продолжить работу. Может, все дело в том, что на голову майора КГБ внезапно свалилась гласность, и от этого у него мозги сместились - чего тогда от него ожидать?
Журналист Шабан принес полезную информацию:
– Я поднял картотеки "Пти голуа" за последние три года, - сказал он, встретившись с Баумом все в том же знакомом кафе.
– Искал заметки, касающиеся спецслужб. Штук сорок нашел, но все без подписи. Только под двумя инициалы - Д. М. Обе за прошлый год.
– И о чем они?
Шабан вытащил из кейса пачку фотокопий, отобрал пару и отдал Бауму. В одной заметке сообщалось об исчезновении Бен Афри - алжирского националиста, якобы замеченного в связях с советским посольством в Париже. Вторая утверждала, будто на базе НАТО в Бельгии есть проблема с безопасностью, но данные специально проведенного исследования скрыты от общественности.
– Кто этот Д. М.?
– спросил Баум.
– Дидье Моран. Мой знакомец из "Пти голуа" говорит, что он внештатник, в редакцию заходит редко. Его там считают подставным лицом - через него ДГСЕ поставляет в газету материалы, которые считает нужным предать огласке. Кроме того, он вхож в русские эмигрантские круги и там тоже черпает кое-какую информацию. Вот и все, что удалось узнать.
– То, что надо, - одобрил Баум, - Я ваш должник.
– Да, вот еще. Моран обожает бордель "Селект" на бульваре Пуассоньер, - спохватился журналист, - Мой приятель говорит, что он там завсегдатай.
Расставшись с Шабаном, Баум вернулся к себе и позвонил Бальдини - шефу уголовной полиции.
– Меня интересует некий Дидье Моран. Полагаю, он из тех, на кого в полиции заведено досье. Можете меня на этот счет просветить? Поскорее, ладно? Большое спасибо. С чем связано? Нет, по интересующему нас обоих делу ничего нового. Разумеется, дорогой коллега - я бы тут же вас проинформировал. Между прочим, можете вы мне вкратце объяснить, как сейчас полиция охраняет наших министров?
Ответ Бальдини он записал: у дверей резиденции охрана из двух человек круглосуточно. Казенная машина с шофером доставляет министра в его офис и прочие места. Такой порядок установлен с тех пор, как один полоумный армянин подстрелил министра иностранных дел ноябрьским утром прямо в его машине, когда тот ехал с площади Конкорд в управление полиции на набережную Орсэй. Ну и прочие меры время от времени принимаются по указанию министерства.